со дня рождения
Юрия Константиновича ЕФРЕМОВА

1913 – 2013

Поэзия пространства

 

Поэзия пространства
 
 
Ломясь через тоску и скуку,
О, если бы я только смог
Сплести искусство и науку
В единый солнечный венок!
  
Смешно, но это были дни,
Когда я мнил себя поэтом,
Рядился в лавры и при этом
Претендовал не быть в тени.
Горд постиженьем красоты,
Творил, казалось, всею глубью…
Но сколько было пустоты
И сколько дани честолюбью!
 
Лишь позже найден был кумир,
Затмивший прежние влеченья:
В лучах любви и изученья
Явился мне безмерный мир –
Величественный лик Земли
Раскрыл избытки форм и цвета:
Виденья двигались, росли,
Смущали, требуя ответа.
 
Значенья полон каждый след,
Причины стольких тайн чудесны,
Три измеренья стали тесны,
Разверзло время бездны лет.
 
Куда себя употреблю?
Мир так огромен, так подробен…
Я в нем столь многое люблю,
Я все, познав, воспеть способен.
 
Но есть – отнявший у иных
Пристрастий все права гражданства –
Мой кровный друг, родней родных:
Я болен ЗНАНИЕМ ПРОСТРАНСТВА.
 
Мне эта страсть постичь дала
Хребтов недвижные тела,
Озер  немые зеркала,
Лесов роскошные убранства,
Все, что природа создала,
Чем для меня она была
Сама – ПОЭЗИЕЙ ПРОСТРАНСТВА.
 
1-4 сентября 1942 г.
 

 

 

Из сборника "Поэзия пространства"
(М., Советский писатель, 1973)

 


Люблю и знаю

 

Он должен быть у каждого, свой дом,
Простор родных угодий и урочищ.
Познай его любовью и трудом –
Ты мир как сад украсишь и упрочишь.

 

Пройду все тропы, в связи все ввяжусь,
Томленьем ведать дали одержимый,
И, вздрогнув, сам однажды окажусь
Душой и памятью земли любимой.

 

Глубь недр пойму, и сроки углублю,
И с гордостью скажу родному краю:
Люблю и знаю. Знаю и люблю.
И тем полней люблю, чем глубже знаю.

1957

 


* * *

Были дни, казался нам
Мир вокруг – не самым верным.
Был порядок этим дням
Утвержден одним Жюль Верном.

 

Не в ребячьих ли умах
Зрела мысль о дальних странах,
О бушующих штормах,
О дымящихся вулканах?

 

Позже бросили друзья
В детских вымыслах витанье,
И упорствовал лишь я:
Угожу в островитяне!

 

Я своей рукой порвал
Все тенета и канаты,
Круто вывернув штурвал
В океанские накаты.

 

Всею новью дальних стран
Жизнь в лицо мое дохнула
И Великий океан
Предо мною распахнула!
Даже недра сотряслись
Под бездомным следопытом,
Приключенья стали бытом,
Будни с бурями слились.

1947

 


Солнечная буря

 

Думал, буря – это небо в тучах,
Грома грохот, молний кавардак,
Бег смерчей, как призраки летучих,
Черной гибелью грозящий мрак.

 

А сегодня небо дивно сине,
Только брызги стелются как дым.
Мы летим по голубой пустыне,
По барханам, буйно голубым.

 

Пусть валы белы от мыльных шквалов
И огромен каждый как хребет, –
Что нам эти волны в восемь баллов,
Если в десять баллов хлещет свет!

 

В пенном водно-солнечном сумбуре
С блеском ртути спутана лазурь.
Если это счастье – тоже буря, –
Мы беднеем, избегая бурь!

1948

 


Гордость родством

 

Не видя высей и стремнин,
К просторам плоскости привычны,
Мы были буднично обычны
Среди обыденных равнин.

 

Но, словно перелетных птиц,
Как в вечной верности присяга,
Нас увлекла слепая тяга
В страну былинных небылиц.

 

С подъемом легче каждый вдох.
Ты окрылен, как будто вырос,
Вот-вот взлетишь – как дух, как бог,
Над всей землей верховно ширясь.

 

Они нас видели, стократ
При нас пылавшие закаты,
Нас помнят всех громов раскаты,
И дробный дождь, и крупный град.

 

Глядевшись с нами взор во взор
Таящимися зеркалами,
До дна воспринятые нами,
Нас помнят глуби всех озер…

 

Возвышены таким родством,
Спустившись, мы не станем ниже,
На вид обычные, внутри же
Как бы лучась всем существом.

 

И да простят нас те, внизу,
Что вне равнины жить не властны:
Мы к высшим радостям причастны,
В горах встречавшие грозу!

1937

 


Малая Рица

Статуй не ставьте над озером голубооким:
Тени двух любящих душ вечно его стерегут.

1960

Я был в числе немногих, кто сквозь дебри
Знал тропы к тайне ныне славных вод.
Но, жадному, мне было мало Рицы
Со всей сужденной ей грядущей славой.

 

Я шел над озером меж статных сосен,
Напутствуем одной подсказкой счастья.
Я знал не первый – там таится чудо,
Но шел к нему, как к своему открытью,
И приведен был к зеркалу лесному,
К безвестной чародейке – МАЛОЙ Рице.

 

Она лежала словно драгоценность.
Кайма из уцелевших пятен снега
В лучащиеся воды окуналась
И отражалась бликами в глубинах.

 

Зеленый берег в озеро гляделся,
Но гладь немая глубью голубою
Воспринимала это отраженье
И отдавала вверх, оголубляя.

 

Большая тишина спала над лесом
И вся как бы торжественно смещалась,
Как будто кто ее, благоговейно
И не дыша, в пространство нес на блюде.

 

…Как я хотел бы людям это чудо
В своих руках на блюде донести!

1935

 


Зеленый дым


Сквозной узор из веток нитчат,
Но дымчат издали как пух,
Тугими почками набух,
Он с новой сущностью граничит.

 

Приветливый и светлый ветер,
Весны веселый вестовой,
Дохнул, и сетчатые ветви
Как бы подернулись листвой.

 

Легла, на сеть осев пыльцою,
Накидкой тонкого тканья,
Чуть тронутая зеленцою
Сияющая кисея.

 

И ждет тех доз тепла и влаги,
Когда, созрев для торжества,
На древках плещущие флаги
Расправит празднично листва.

1961

 


* * *

Оглянись на восток, на далекий восток,
Где рассветы встают золотые,
Где лучей голубых возникает поток,
Где рождаются дни для России.

 

Пронесись за Сибирь, за Байкал загляни,
Где ветра о просторе поют нам,
Где созвездьями светятся строек огни,
Чтобы краю не быть бесприютным.

 

Засели ту страну, обживи те места,
Отразись в каждом чудо-заливе,
И ничьею казавшаяся красота,
Став твоей, будет трижды красивей.

1948

 

 

 

О молодом Урале
(Три стихотворения)

 

1

Две большие равнины срастивший рубец,
Цельнокаменный шов, пережеванный смятьем,
Меж Европой и Азией вечный рубеж, –
Как ты вздыбился дерзостно-юным поднятьем!

 

А привыкли считать, что размыт и недвижен,
Да и прописей школьных зудит голосок:
«Молод Кавказ – потому и высок,
Древен Урал – потому и принижен».

 

Дряхлый Урал
Сгорблен и стерт?
Как же он встал,
Строен и горд?


2

 

Ты воздымал каменистый скелет
Над прапустынями канувших лет.
Перетирался ветрами, веками
Твой до подножия сношенный камень.

 

Лег пеленою на срытых буграх
Древних хребтов перевеянный прах,
И от высот не осталось следа:
Древни лишь недра да в жилах руда.

 

Но напряглась и вздохнула упрямо
Рудная груда вдоль старого шрама,
Выгнув горбами скальной брони
Сглаженных кряжей корни и пни.

 

Празднуют кручи в верхах новоселье,
Молодо реки взрезают ущелья,
Молодо роются к рудам ручьи,
Молоды к древним богатствам ключи.

 

Старец Урал?
Отрок Урал!
Юн, как Кавказ,
Скальный каркас!

 

3

 

Меньше, чем прожито, то, что осталось?
Замыслов кручи стирает усталость?
Складки морщин и рубцы от обид
Холодом старости близкой знобит?

 

Но ощущаю всей явью чутья,
Как подымусь еще телом пружинным,
Как вознесу все голконды к вершинам,
Кладов подспудных в душе не тая.

 

Будут сокровища в высях доступны,
Врежутся реки в мои тайники.
Яхонтов, яшм рудники неокупны,
Щедры целительных вод родники.

 

Ройте руду мою штольнями, копями,
Плавьте, формуйте, чеканьте литье.
Рельсами станет, отточится копьями,
В струнах застонет богатство мое.

 

Вот я, пронизанный ртутными жилами!
Вот я, взведенный тугими пружинами!
Славлю я, счастлив в порыве своем,
Гор и души молодящий подъем.

 

Стар, как Урал?
Юн, как Урал!
Долго коплю –
Все уступлю.

1964

 

 

 

Коростель

В жаркие страны коростель не улетает, а убегает


В век шальных ракетных скоростей,
Что, казалось, всем судьбу изменит,
Я бегу. наивный коростель,
Шар земной дерзнув пешком измерить.

 

И подчас рискую позабыть
На бегу своем коростелином,
Что по ремеслу обязан быть
Над землей парящим властелином.

 

У реальных форм на поводу,
Забывая, как пространства емки,
Съемку глазомерную веду
В век космической аэросъемки.

 

Горбясь, на вершины восхожу,
Груз пружиня собственной спиною,
Сердце нагружаю и тружу
Натуральною величиною.

 

Жадностью к деталям обуян,
Поглощен их счетом без отбора,
За стволами я не вижу бора,
За волной теряю океан.

 

Отдыха не ведая ни мига,
Знать весь мир душа обречена.
Властвует над нею, словно иго,
Натуральная величина.

1966

 

 

 

Память пространства


Гудит простор торжественнее месс,
Скользят виденья легкими стопами…
Я, как людские, слышу души мест,
Копящие пространственную память.

 

Они лишь внешне скованно немы, –
Таятся в них хвалы, хулы, раздоры, –
Свидетельствуют долы и холмы!
Витийствуют теснины и просторы!

 

Пространство сберегает каждый след,
Как ни был он расплывчат или хрупок,
Ведя в магнитных лентах запись лет,
Добра и зла, поступков и уступок.

 

Живешь, с былым забывчиво простясь,
Но вдруг напомнит бедственность наследий –
Какие страшные куски пространств
Болят от совершавшихся трагедий!

 

Хор, разновременно многоголос,
Поет, звуча то громче, то угрюмей,
Горами гроз, урочищами слез,
Озерами раздолий и раздумий…

 

В тех зеркалах запечатлен и я,
Как в неких тайновидящих бассейнах.
Неизгладимо вбита колея
В моих путях – паденьях и спасеньях.

 

Театры битв, арены дружб и распрь
Непререкаемую пишут повесть.
Несу, как чашу правды без прикрас,
Пространство-память и пространство-совесть.

1970

 

 К картине Чурлениса "Сказка королей"

Наследник! Наследуй и ведай,
Чего обладателем стал.
Храни его бережно, нежно,
Не преданный,
Не перепроданный,
Наполненный обликом Родины
Самосветящий кристалл!
 

1961