Биография

 

 

Юрий Константинович Ефремов родился 1 мая (18 апреля по старому стилю) 1913 года в Москве. В крещении и по паспорту он Георгий, но всю жизнь именовался Юрием, используя этот вариант имени и как творческий «псевдоним».
Отец Юрия Константиновича – Константин Петрович Клоков (1886—1962) — родился в Нижегородской губернии. Дед, Петр Иванович Клоков, был родом из мордовских крестьян, его мать Аграфена Федоровна Полюхова, по первому мужу Клокова, была женщина, судя по всему, энергичная, к концу жизни владела собственным домом в Ардатове, который и завещала своим сыновьям Петру и Якову. Петр получил хорошее образование и стал учителем, работал в Ардатове и Нижнем Новгороде. Жена деда Петра, Александра Григорьевна, в девичестве Крылова, была дочерью губернского секретаря, титулярного советника Григория Павловича Крылова (1824—1875) и его жены Анны Никифоровны. Последние годы она провела у сына, Константина Петровича. Он стал агрономом, учился в Италии. У него было две сестры: Мария Петровна Клокова (в замужестве Лапина) – детская писательница, и Елена Петровна, в замужестве Орнатская.

Мать Юрия Константиновича – Анастасия Васильевна Ефремова (1889—1979) родилась в семье кузнеца Василия Ивановича Ефремова в селе Теплое-Троицкое Нижегородской губернии. Она получила образование на Высших Бестужевских женских курсах, работала преподавателем в техникуме. Это была властная и трудолюбивая женщина. Когда Юрию было семь лет, она разошлась с мужем и воспитывала сына самостоятельно, мечтая, чтобы он стал писателем или ученым, поощряла его склонность к чтению, поэзии, наукам и искусству. 

 

                                                      

После развода между родителями разгорелась борьба за сына – каждый хотел оставить его у себя. В результате Анастасия Васильевна уехала с Юрием на Кавказ и поступила работать в школу. Было это в самый разгар разрухи, гражданской войны. Позже она вернулась в Москву при помощи своего брата, архитектора Василия Васильевича Ефремова, и поселилась в районе Таганки. Там же Ю.К. поступил в среднюю школу. К этому времени отец его тоже жил в столице, и вскоре их контакты возобновились. Константин Петрович был женат уже вторым браком, у него родился сын Борис, с которым Ю.К. до конца дней поддерживал дружбу.

 

 

 

Когда Ю.К. окончил среднюю школу, его отец работал в Наркомземе. Поступить в вуз в те времена, не будучи пролетарского или крестьянско-бедняцкого происхождения, было трудно. Константину Петровичу удалось устроить сына в Новосибирскую сельскохозяйственную академию. Вскоре его оттуда исключили из-за скандала вокруг опубликованного им идеологически небезупречного стихотворения в стенгазете. Юрий вернулся в Москву и, снова при помощи отца, поступил в Тимирязевскую сельхозакадемию.

 

Летом 1932 года студент Ефремов был отправлен на Кубань на практику – работать помощником комбайнера. Шла, как тогда было принято говорить, «героическая битва за урожай в условиях классовой борьба с саботажем контрреволюционного элемента» – а на самом деле геноцид казачьего населения Кубани. Руководил всем этим некто Яковлев с тучей своих комиссаров. У казачьих хозяйств забирали весь урожай, даже не оставляя зерна на посев. Чтобы голодные жители не ушли на поиски пищи в другие места, станицу окружали вооруженными отрядами с приказом стрелять на поражение любого, кто попытается выйти. Люди, и взрослые и дети, напоминали скелеты. Приезжих практикантов тоже не баловали: вместо хлеба – абрикосы во всех видах, благо их много растет в лесополосах.
Об этом времени Ю.К. начал писать роман («Худо тут»). Но, к сожалению, работа над ним не была завершена.

Между тем 1932 год стал переломным в судьбе самого Юрия. После практики он не стал торопиться домой, а сел в поезд и поехал на Черное море. Об этом он пишет в своих «Тропах горного Черноморья»:
«В кармане у меня туристская карта побережья. Да, конечно, к морю тянуло. Но ведь есть еще горы, те самые зеленые, плюшевые, зовущие к себе, вглубь, ввысь! На карте лесистые их части окрашены в темно-зеленый тон, а среди зелени коричневыми червяками расползаются хребты — видимо, безлесные скальные гребни. Кое-где белеют пятна вечного снега — наверное, ледники. А в двух местах заманчиво светятся лазурные глазки. У одного из этих глазков, от которого тянется прожилка — река Мзымта, видна надпись: озеро Кардывач, а около другого, покрупнее, похожего на продолговатую бусину, нанизанную на нитку безыменной речки,— озеро Рица. Это название, столь прославленное ныне, в те годы еще очень мало кому что говорило.
Оба озера так ярко синеют на однообразном фоне лесов и гор, что при одном взгляде на карту возникает желание идти именно к ним.
Горные озера! Сколько таинственного и заманчивого они сулят? О них складывали легенды и сказания, их воспевали в балладах и сагах. И вот теперь можно так просто — пойти и увидеть настоящие горные озера! Масштаб позволял самоуверенно думать: до Кардывача от Сочи сто километров, а до Рицы от Гагр еще ближе. Пусть один, пусть пешком, но я до них доберусь, чего бы мне это ни стоило!
К тому же на карте между Сочи и Кардывачом взгляд привлекало еще одно название — Красная Поляна.
…От самого моря, от Адлера к Красной Поляне тянется шоссе. По нему ходит автобус. Остановлюсь в Поляне, осмотрюсь — и в горы. Судя по карте, оттуда до горного озера Кардывач никак не более пятидесяти километров. Значит, ясно, куда держать путь прежде всего: в Красную Поляну».

«Автобус полз по карнизу узкой дороги – вверх и вниз уходили отвесы и обрывы скал. Ехали долго. Вдруг горы как бы расступились, и среди их бархатных пихтовых склонов открылась широкая котловина с ореховыми деревьями, черешнями, виноградниками и белыми домиками, а впереди, на востоке – белая гряда снежных вершин Главного Кавказского хребта. От этой картины захватывало дыхание. Внезапно родилась мысль – это мой мир». 

Очень скоро Ю.К. стал в этом мире своим. Об этом он подробно рассказывает в «Тропах горного Черноморья». Директор краснополянской турбазы Энгель посоветовал молодому человеку практически без туристского опыта не отправляться в дальний горный поход, а поработать на турбазе экскурсоводом. На первых порах Ю.К. водил группы в недалекие маршруты вместе с местными проводниками из греков, с другими экскурсоводами. Так началось его знакомство с краснополянскими горами, лесами, озерами. Вскоре он уже самостоятельно водил туристов на ближайшую гору Ачишхо, к Пслухскому нарзану, на сланцы. До конца сентября 1932 года Ю.К. обошел все ближние окрестности Красной Поляны, тщательно записывая все названия, ориентиры, «коллекционируя» виды и одновременно приобретая навыки горных походов. Особенно его радовало то, что он открыл в себе неизвестное ему до тех пор чувство «внутреннего компаса» географа и «пространственную память».
Прошло полтора года. Ю.К. продолжал учиться в сельхозакадемии, ездил на практику. Однако ничто в будущей профессии его не привлекало. И вот, вспоминает он, «решение пришло во сне. Мне приснилась… Красная Поляна!» Написал Энгелю – и вскоре получил ответ с приглашением занять должность методиста турбазы, «что было даже повышением», отмечает Ю.К.

Но в этот второй раз, в 1934 году, он едет в Поляну уже подготовленным. Обзаводится рюкзаком, горными ботинками, картами, изучает массу краеведческой и исторической литературы в Государственной библиотеке им. Ленина (ныне РГБ): знакомится с историей Кавказской войны, с записками Торнау, с первыми географическими исследованиями этого горного района, покупает подробные карты.
Постепенно расширяется география маршрутов. Ю.К. «приручает» хребет Ачишхо – проходит и оценивает со всех сторон. Водит группы на Аибгу – величественную гору над самой Красной Поляной. А с нее, кроме моря, видны другие хребты и вершины… Идет на Псеашхо, который так притягивает глаз, когда смотришь из Поляны. И в новых местах с каждого подъема, с каждого поворота тропы открываются новые горы, а знакомые видны по-иному, порой до неузнаваемости. И наконец, под завершение сезона, сбывается мечта Ю.К., и он идет на Кардывач и Рицу.

Прошла зима 1934—1935 годов. Ю.К. сотрудничал с Гипрокуром (институт проектирования курортов), написал проект туристического освоения Рицы, прошел курсы повышения квалификации методистов. А весной 35-го года, перед очередным отъездом в Поляну, подал документы для поступления на географический факультет Московского университета, куда и был зачислен в августе.

Учился он блестяще. Геоморфология, учение о ландшафте, палеогеография, тектоника – к принятию всех этих знаний он был подготовлен и жадно впитывал их. Теперь перед ним открывались необъятные и многомерные перспективы узнавания любимых гор – не только в пространстве, но и во времени. И не только краснополянских – и других, где еще не бывал. От краеведения наука открыла ему переход к Землеведению. И он, пожалуй, был готов всем складом своего ума к этой глобальной задаче – ведать Землю, к чему и приступил буквально с университетской скамьи.

В 1937 году вместе с однокурсниками – будущей женой Наташей Лебедевой и Володей Олюниным – Ю.К. отправился на летнюю практику в Кавказский заповедник. Целью этой маленькой экспедиции (организованной самим Ю.К.) было составление геоморфологической карты части заповедника. Легенда к этой карте и методика картирования были составлены Ю.К. Маршрут пролегал с севера на юг – от Гузерипля через Кишу, по долине Уруштена через перевал Псеашхо и до Красной Поляны. Ю.К. очередной раз с новых точек увидел знакомые горы. И новым взглядом – взглядом геоморфолога, топографа, палеогеографа и др. Собранный за это и следующее лето материал послужил основой диплома Ю.К. и его товарищей. В «Тропах горного Черноморья» эти две экспедиции объединены в одну, охватывают как бы одно лето. В одной из ранних редакций ТГЧ Юрий Константинович разделял лето 1937 и 1938 года. Ко второму лету относилась та часть книги, которая начинается с главки «Без троп по реке».

 

Именно в 1938 году, как вспоминает Н. А. Лебедева, и началась дружба Ю.Е. с Юрием Фемистокловичем Георгиади: после арестов и расстрелов 1937 года, прокатившихся по всей стране (тогда же был арестован и отец Н. А. Лебедевой, истринский ветеринар А. А. Лебедев), в Поляне почти не осталось взрослых мужчин и некого было нанять с лошадью в проводники. Юрий Георгиади, тогда совсем еще молодой человек, сбежал из колхоза и рад был уйти с экспедицией подальше в горы. Н. А. Лебедева и Ю. К. Ефремов переписывались с Георгиади до самой его смерти.

 

 

В 1938 году Ю.К. женился на Н. А. Лебедевой, а 23 мая 1939 г. у них родилась дочь Анна. Жили они сначала в Москве на Патриарших прудах. 

 

После окончания университета Ю.К. был принят на работу туда же, в МГУ, в качестве ассистента на кафедру географии зарубежных стран. Летом вел практику со студентами в окрестностях Звенигорода. Весной 1941-го геофак организовал студенческую практику в Геленджике, на одной из курортных баз на берегу Черного моря. Там-то и застало их начало Великой Отечественной войны.

Осенью 1941 года МГУ был эвакуирован в Ашхабад. Ю.К. участвовал в экспедиции по исследованию пограничных с Ираном гор Копетдага (лето 1942 года). Пожилые профессора плохо переносили жару и писали письма в Москву с просьбой вернуть университет в столицу. Однако возврат в Москву не был разрешен, и штат МГУ перевели в Свердловск. Там Ю.К. был призван в армию и направлен  в пехотное училище в Камышлов (1943-1944). Трудно давалась стрельба, т.к. Ю.К. был сильно близорук. Облегчал жизнь капитан Корицкий, поручавший Ю.К. заниматься с солдатами топографией. Именно в эти годы Ю.К. выступил инициатором создания военно-географической службы в армии, направляя записки в Генштаб о необходимости сопровождать полевые топокарты детальным географическим описанием. Его вызвали в Москву и предложили организовать военно-топографическую службу при Генштабе. Первым шагом Ю.К. на этом поприще был вызов многих географов-сокурсников с фронта. В военные годы Ю.К. составлял страноведческие путеводители для генералитета Советской Армии по театрам военных действий.

В 1947–1948 как офицер Генштаба был направлен на Сахалин и Курильские острова в качестве руководителя географической части военно-топографической экспедиции, о чём написал книгу «Курильское ожерелье» (1951, 1953, 1962).

В 1948 году у Ю.К. и Н.А. родилась дочь Галина. После войны семья поселилась в Замоскворечье, в Первом Казачьем переулке, в 11-метровой комнате в коммуналке.

В 1949 году Ю.К. демобилизовался и вернулся в МГУ, где стал инициатором создания и первым директором Музея землеведения в новом здании университета на Воробьёвых горах - буквально «на вершине Москвы», как потом назовет он свою книгу воспоминаний. Музей занял с 24 по 31 этажи башни новой высотки.

Этой работе были посвящены 1950–1980 годы; по значимости с ней сравнима работа над капитальной книгой "Природа моей страны" (М., 1985). Ю.К. был автором концепции музея, основанной на идее комплексности, геолого-географического единства. Ю.К. стремился донести до учащихся (для которых в первую очередь и задумывался музей как учебно-научное учреждение) свое видение целого: геологические коллекции, объяснительная графика и тут же картины, представляющие ландшафты, о которых идет речь. Надо надеяться, со временем музей будет пополняться компьютерными пособиями, ведь с помощью современных технологий можно воссоздать все процессы, например, образование рельефа, уже в движении, а не на бумаге с помощью стрелок и схем. 

Работая на кафедре географии зарубежных стран, Ю.К. стал соавтором книги «Зарубежная Азия. Физическая география» (Учпедгиз, 1956). В этом большом сводном труде им написан ряд разделов: «Передне-Азиатские нагорья», «Северо-восток зарубежной Азии» и «Японские острова». Читается эта книга на одном дыхании, притом что там нет никакой «беллетристики». 

Пожалуй, главной чертой характера Ю.К. была разносторонность его интересов и занятий. Географ-путешественник, поэт, краевед (или, как он называл себя, землевед), музейщик… Причем всем этим Ю.К. занимался исключительно бескорыстно, а точнее, «бескарьерно». Во время отпусков он за свой счет успел побывать два раза на Цейлоне (о чем написал научно-популярную книжку «Остров вечного лета»), в Японии, в Перу, в США.

По обширности интересов и масштабности подхода к любой теме Ю.К. можно отнести к универсалистам и энциклопедистам. Круг его интересов был очень обширен: география, топонимика, охрана природы, литература, московская старина, искусство Эрьзи, Рериха, Чюрлениса, шахматы, опера, джаз - и везде он стремился к ясному и трезвому видению мира, чем бы ни занимался, с какими бы эзотериками и восторженными дилетантами ни сталкивали его эти интересы.  Он не был узким специалистом. Хотя и сравнивал себя в стихах с «пешим» коростелем («Я бегу, наивный коростель, Шар земной дерзнув пешком измерить...»), его охват - скорее орлиного полета. Не случайно он всю жизнь стремился к вершинам - гор ли, Москвы ли, поэзии.

И еще - он был в высшей степени свободным человеком, занимаясь исключительно тем, что его интересовало, и не делал того, что могло бы способствовать карьерному продвижению, но не увлекало. Так, несмотря на неоднократные предложения, Ю.К. не вступил в КПСС (что помешало ему остаться директором родного детища - Музея землеведения; он был вечным и.о.директора).

 

Будучи блестяще образованным человеком, имея сотни научных работ, он так и не удосужился защитить ни одной диссертации. Говорил, что степени ума не прибавляют, потому сидел на самых малых ставках и ушел на пенсию в 110 рублей. Что парадоксально – за карьеру своих друзей он очень «болел». Так, он активно хлопотал за продвижение диссертации Л. Н. Гумилева и его неудачу воспринял как собственную. 

Сам себя Ю.К. считал в первую очередь поэтом. Это отражается не столько в его стихотворениях, сколько в восприятии природы, Земли, жизни, людей. Он был доверчив и несамолюбив, таковыми почитал и других. Поэтому мог иногда ненамеренно обидеть людей иного склада в своих многочисленных сатирически-шутливых стихах. Он был прекрасным лектором и рассказчиком, страстно желавшим поделиться увиденной красотой мира со всеми. 
Именно это его и отличало и как географа, и как поэта – жажда «открытия» знаний о Земле не только для себя, но и для всех. 

 

 

* * *

 

                                             

 «С одной из групп устраиваю более дальний поиск по той же верхней косогорной дороге, но не спускаясь к Кулаковке. Это старинная, вероятно еще черкесская, дорога на Медовеевку. Держим путь к обособленной лесистой вершинке, что видна прямо из поселка. На маковке лес прорублен, и там установлен геодезистами триангуляционный знак. С седловины, обособившей вершинку, открывается долина речки Монашки, сестры нашей Бешенки. Все поймут, если и безыменную вершину с вышкой назвать горкой Монашкой. 

На седловине бросаем торную дорогу и сворачиваем влево по хребтику. Пять минут хода по устлавшей гребень прошлогодней листве, и мы у треноги — именно такой широкий обзор и нужен геодезистам.  

Как на ладони лежит вдалеке Красная Поляна. Вырос, словно вознесся, ансамбль обоих Псеашхо и луговых Аишха. А от всех пирамид Аибги осталась лишь одна, передняя, — это «торец» многоглавого хребта. Верх правой части пирамиды безлесный, светло-зеленый. ...Луга, видные справа на Аибге,— это, видимо, уже тыльная сторона горы по отношению к Красной Поляне.