со дня рождения
Юрия Константиновича ЕФРЕМОВА
1913 – 2013
Глава 10. Северо-Запад Русской равнины
Такое пространство заслуживало бы и не столь безличного «названия-ориентира», но другого нет. Это имя охватывает земли, лежащие как непосредственно к югу от Финского залива, Ладоги и Онежского озера, так и более южные — всю Прибалтику и Валдай, Смоленщину с Подмосковьем и даже обнимающий их с юга пояс полесий.
Но пожалуй, важнее любых природных единств то, что на этой земле сотворил человек. Огромные сгустки населения, могучие промышленные районы, крупнейшие города страны во главе с Москвой, Ленинградом, столицами Белоруссии и прибалтийских республик. Обширно западное крыло российского Нечерноземья, переходящего в прибалтийское, белорусское и даже североукраинское. Земля ржаных и пшеничных нив, полей льна, щедрых огородов и лугов, база продуктивного животноводства... Арена широких мелиоративных работ по осушению как нигде больших площадей болотистых земель, а также работ, помогающих их орошению, обезвалуниванию, нарезке крупноконтурных угодий. И при всем этом край — одна из колыбелей России. Он хранит ее прошлое в своих памятниках — святынях и твердынях Москвы, Новгорода, Пскова и скольких других градов! Не меньше горды своими древностями Рига и Таллин, Вильнюс и Каунас...
Что же объединяет ландшафт Северо-Запада помимо этих дел рук человеческих? Прежде всего общность в лике природы. Отнюдь не случайно упорядоченное сочетание пластовых равнин и наносных речных и озерно-болотных низин. Все они в прошлом были лесисты, а теперь выглядят скорее «лесополевыми». Леса чередуются с полями на местах вырубок и раскорчевок и с давно уже безлесными опольями. А пояс полесий доныне покрыт лесами — отсюда и его имя.
И в Прибалтике бывают морозы, случаются засухи, но жителям более континентальных пространств востока ее климат кажется теплым и сыроватым. О его смягченности дыханиями Атлантики говорит и облик уцелевших лесов: тайга заходит сюда лишь окраинами, уступая первенство смешанным лесам, в которых к югу, а главное, к западу все больше широколиственных деревьев.
Повышенное увлажнение сказывалось и в прошлом. Не один холод, но и влажность придали древнему леднику такую мощность, что он притек сюда из Скандинавии. Оледенение действовало недавно, это были этапы его московского и валдайского наступаний. Впрочем, на облик природы больше повлияли не наступания, а отступания ледника.
Огромными концентрическими лугами (возможно, опечатка - скорее, дугами. - Прим. ред.) протянулись по просторам Северо-Запада ландшафты, связанные с разными фазами исчезновения льдов. Каждая из полос холмисто-моренного рельефа (свежеморенного в Балтийско-Валдайской гряде и перемытого, вторично-моренного — в Смоленско-Московской) сопровождается с юга песчаными отложениями разливов и потоков талых вод, особенно обширными в полесьях.
Иногда думают, что моренные районы Северо-Запада изобилуют валунами чуть ли не наравне с Карелией. Но намытые талыми водами песчаные плоскости даже в «свежеледниковых» районах во много раз обширнее, чем завалуненные увалы. В одной научной экскурсии по этим местам даже специалисты-геологи, неплохо знающие строение здешних рыхлых толщ по книгам, удивлялись огромности песчаных равнин, среди которых моренные грядки выглядели скромными островами, и в шутку спрашивали, не на песке ли тут построена вся наука о четвертичном оледенении.
Не будем преувеличивать роль древнего ледника и как лепщика поверхности. Долгое время считали, что Валдай и Клинско-Дмитровская гряда потому только и выражены в рельефе, что здесь откладывались особенно большие валы из валунных суглинков при длительных задержках края отступавшего ледника.
В действительности ледник надвигался на уже существовавшие здесь доледниковые неровности, на пластовые ступени, обращенные крутыми уступами — глинтами к северо-западу. Лед лишь огладил очертания уступов и «присыпал» их вытаявшими при его уходе валунными глинами.
Чтобы понять природу этих пластовых ступеней, придется заглянуть в недра. Пологий подземный склон Балтийского щита постепенно погружается к юго-востоку под осадочный чехол — верхний этаж Русской платформы, состоящий из древних напластований. Они, а значит, и «спины» приповерхностных пластов едва заметно наклонены к юго-востоку. Подкапыванием, обрушиванием и освежением их торцовых уступов, обращенных в сторону Балтики и Ладоги, немало занимались силы размыва, в особенности прибой прибалтийских морей и озер.
В рельефе выделились три главные полосы глинтовых уступов: прибалтийская, валдайская и клинско-дмитровская. Слагающие их слои залегают одни над другими огромными чешуями. Чем далее к юго-востоку, тем все более молодыми толщами сложены очередные чешуи: у Финского залива это известняки раннего палеозоя (ордовик), на Валдае — позднего (карбон), а на Клинско-Дмитровской гряде — породы позднего мезозоя (мелового возраста).
Картине в целом присуща величавая стройность. Дуги валунных гряд и намывных равнин сочетаются с системой пластовых чешуи. Возникшие по разным причинам, но взаимосвязанные, эти полосы создают как бы генеральную схему географии Северо-Запада.
Однако природа и здесь многолика. Заметна разница между приладожским севером и полесским югом, нарастает континентальность с запада на восток. Влияет и неодинаковый возраст — различные сроки со времени исчезновения ледника, а значит, и разная степень последовавших изменений облика природы.
Балтийско-Валдайский край. Ледниковая лепка поверхности наиболее ощутима в этом краю низких плато и пластовых уступов, на которые либо насажены, либо прислонены к ним наносно-ледниковые формы. Лето здесь прохладное, влажное, зима мягкая, с частыми оттепелями, южную тайгу сменяют смешанные леса.
В недрах, на породах подземного «склона» щита, лежат пласты раннепалеозойского возраста, внизу кембрийские синие глины, выше — известняки и сланцы нижнеордовикской эпохи, которыми образован уже упомянутый глинт. Его кручи, местами с волноприбойными пещерами, обрамляют с юга извилистый берег Финского залива и служат пьедесталом древнего Вышгорода — сердца современного Таллина.
Другая древняя крепость — Ивангород — возникла на обрывистом останце глинта над рекой Нарвой, которая при пересечении уступа низвергается с него известным Нарвским водопадом (его энергия использована гидростанцией, поэтому водопад «действует» только при избытке воды). С того же уступа струятся еще многие водопады Эстонии, есть они и на речках ближе к Ленинграду — на Луге, Тосне, Мге. Гостинопольские пороги Волхова, хотя на востоке глинт уже низок и расплывчат, стали основой для сооружения первенца гидроэнергетики — Волховской ГЭС.
Нарвский водопад
В столовом известняковом плато южнее глинта выточены карстовые воронки. Среди дерново-подзолистых почв, нормальных для этой зоны, часто встречаются темноцветные, порой даже черноземовидные почвы (богатство известью помогает им удерживать перегной от вымывания).
Берега Финского залива и закарстованного Моонзундского архипелага изрезаны бухтами типа уже упоминавшихся фьэрдов, возникшими при вторжении моря в приспущенную сушу. В них укрыты важные балтийские порты — Таллин, Палдиски, Пярну. Живописность побережья давно сделала его любимой зоной отдыха жителей Таллина и всей Эстонии. В геологическом заказнике на острове Сааремаа охраняется всемирно известная исторически достоверная астроблема — «звездная рана» Земли, группа космогенных кратеров, возникших при падении метеорита весом в сотни тонн свыше 2,5 тысяч лет назад.
Толщи ордовикского возраста вмещают миллиарды тонн горючих сланцев — кукерситов (до 80% их запасов в стране). Это ценное сырье для химической промышленности, а получаемым из них газом газифицирован Ленинград. Их добывают севернее Гдова и на востоке Эстонии, у Кохтла-Ярве. Внушительные карьеры удивляют неожиданно светлым — палевым или желтовато-бурым цветом обрывов.
Южнее в каждой свите, лежащей выше ордовика, есть более прочные слои, бронирующие очередную пластовую чешую. Реки, пересекая торцовые обрезы этих чешуи, клокочут на порогах, а местами и тут падают вертикально, как миниатюрные Ниагары.
Песчаники девонского возраста образуют под чехлом морен и водно-ледниковых песков обширное Главное девонское поле. Красноватая окраска песчаников — напоминание о древних пустынных условиях незапамятного девонского времени. При усыхании морей накапливались соли — теперь это залежи гипса и выходы соляных и сернистых источников, на которых возникли курорты.
«Поле» совпало с полосой понижений, которая примыкает к валдайскому глинту. Тут скапливались талые воды исчезавшего ледника и доныне уцелели большие озера — воспетое в былинах Ильмень-озеро и Псковско-Чудской водоем. Наследником такого же концевого разлива можно счесть и Рижский залив, лишь тремя проливами открытый в Балтийское море.
Водная гладь Ильменя превышает 40 километров в поперечнике. Берега такие низкие, что их легко заливает, тогда зеркало увеличивается втрое, хотя глубины возрастают всего с 3 до 10 метров. Еще давно было сказано, что это озеро — «постоянное наводнение низменной котловины, не успевающее перелиться в Ладогу». Странно представить, что в былинах воды Ильменя объявлялись даже царством морского царя, в гостях у которого побывал гусляр Садко. Но отнесемся и к такому мелководью с уважением: именно Ильмень служил школой мореходного искусства будущим поморам, уходившим отсюда на Белое и Баренцево моря. А рыбаки и при малых глубинах терпят тут бури.
Есть точка, при взгляде с которой красота Ильменя особенно впечатляет. Когда пересекаешь по шоссе Валдай и выезжаешь на бровку его приозерного откоса, захватывает дух: у подножия уступа видна голубая гладь озера, украшенная панорамой чудо-города Новгорода и удваивающая его стены и купола в отражениях.
Контур Псковско-Чудского водоема похож на восьмерку. Ее расширения образуют на юге Псковское, а на севере — Чудское озера. Сужение между ними, подобное стянутой поясом талии, именуется не проливом, а тоже озером — Теплым (оно проточно, и это мешает долговечности льдов). К западным берегам всех трех озер примыкает Эстония, поэтому у водоема есть и эстонское имя — Пейпус.
С юга сюда впадает короткая, но многоводная река Великая — в ее воды глядится древний Псков, а сток из Чудского озера в Балтику идет по реке Нарве. Низменные болотистые берега тоже подвержены наводнениям — одно из них, случившееся в 1844 году, до сих пор вспоминают как «потопное». Богат планктон, поэтому рыбы уйма. Тут ловят сигов, ряпушку, особенно хорош псковской снеток.
Водоем навеки вошел в историю. Знаменитая битва, когда дружина Александра Невского разгромила в 1242 году воинство тевтонских рыцарей, разыгралась прямо на льду озера, почему и получила имя Ледовое побоище.
Обрезом очередной пластовой чешуи встали над низинами склоны, сложенные карбоновыми известняками. Это Валдай — одно из лучших украшений Русской равнины. Когда-то его считали и даже называли на картах Алаунскими горами, пока топографы не доказали, что это всего лишь ступень ранга не гор, а возвышенности. Уступ существовал тут еще до оледенения, и овраги уже тогда так расчленили его на фестоны, что край возвышенности стал напоминать низкогорья. Ледник, пришедший с северо-запада, долгое время упирался в уступ, пока не перетек через него, но был не в силах стереть препятствие. Он как бы зашпаклевал своими наносами доледниковые долины и нарастил возвышенность — не столько сверху, сколько с фасада, прислонив к ней нагромождения валунов, песков и глин мощностью во многие десятки метров.
А юго-восточная покатость Валдая — «спинная плоскость» чешуи — пологонаклонное плато со свежим холмисто-моренным рельефом и обилием причудливо извилистых озер. Лишь отдельные цепи моренных холмов удостоились собственных названий — гряды Цнинская, Осташковская, Вышневолоцкая, Бежецкий Верх. В Ревеницких «горах» Цнинской гряды поднимается до 321 метра вершина Каменник.
Валдайские озера — память не только о последнем оледенении, кстати носящем и имя валдайского. Котловины многих озер, в том числе и Селигера, были как бы предопределены просадками известняков в подземные карстовые пустоты.
Селигер, пожалуй, главное сокровище Валдая. Вычурность его многолопастного контура сравнивают с цветком орхидеи. Водоем длиной в 100 километров распластался запутанной сетью заливов и проливов между 160 лесистыми островками. Есть и почти изолированные от суши полуострова. Свыше двадцати торжественно-спокойных плесов напоминают анфиладу дворцовых зал.
Вид с озера Селигер на Осташков
Отвершек озера Селигер
Река Селижаровка, вытекающая из озера Селигер
В годы Великой Отечественной войны этот мир покоя оказался линией фронта. На рубеже Селигера захлебнулся один из потоков фашистского нашествия.
Еще один перл Валдая — Валдайское озеро. Оно поскромнее Селигера, но стало как бы символом Валдая — его гладь видна с тракта, связывавшего две столицы. Пассажиры туристских автобусов между Москвой и Ленинградом только здесь и могут приобщиться к прелести валдайского ландшафта.
Считать Валдай горами помогало его водораздельное значение. Отсюда расходятся сближенные между собой истоки Волги, Западной Двины, Днепра и рек, впадающих в озера северной покатости. Между верховьями издавна существовали волоки, и к ним тяготели торговые пути. Некоторые волоки облегчались постоянными или временными водными связями соседствующих бассейнов — двинского и днепровского, волжского и ильменского.
Еще Петр I понимал значение таких связей. Через Валдай уже в XVIII—XIX веках были проложены три искусственные водные системы — Вышневолоцкая, Тихвинская и Мариинская. В 60-х годах XX столетия на смену устаревшей Мариинской системе пришел современный Волго-Балтийский водный путь, лишь местами отклоняющийся от старой трассы. Канал на водоразделе достигает в длину 40 километров. Из пяти его мощных гидроузлов четыре расположены на крутой вытегорской покатости.
На рубеже XVIII и XIX веков возник и двинско-днепровский путь — Березинская система с четырьмя каналами. Вскоре заброшенные и заросшие, они превратились в зеленые тоннели под сомкнувшимися ольховыми кущами — теперь тут благоденствуют бобры. Их вместе с лесами и болотами на площади более 750 квадратных километров охраняет Березинский заповедник. Природу волго-двинского междуречья помогает охранять Центральнолесной заповедник площадью свыше 200 квадратных километров, территория которого занята ельниками и верховыми болотами.
Река Волкота, впадающая в озеро Охват....
...и очень похожая на нее Западная Двина, из этого озера вытекающая.
Гидростроители уже думают о создании двинско-днепровской связи, более совершенной, чем старая Березинская. А если Двину выше Велижа превратить в каскад водохранилищ, можно будет связать ее и с верховьями Волги. До них от истока Западной Двины, от озера Охват, всего 14 километров.
Сама природа предназначила этому «всероссийскому междуречью» обеспечивать и регулировать питание начинающихся отсюда рек. К сожалению, больше столетия и в волжских, и в двинских верховьях шли перерубы «колыбельных лесов», оскудевала красота ландшафта, мелели верховья большинства рек (сток Волги за столетие сократился у Старицы в полтора раза). Тем более нужна искусственная регулировка стока.
Западная Двина — дочь Валдая и главная артерия Северо-Запада. В пределы Латвии Двина вступает настолько полнокровно-могучей, что меняет и имя: по-латышски Даугава означает «многоводная».
Сегодня река уже в значительной степени зарегулирована плотинами и расчищена от преграждавших ее порогов, хотя и не по всей еще длине. А прежде тут было сплошное чередование спокойных плесов и бойких сносов, быстрин, едва прикрывающих коварные подводные каменья — головки и жеси. При пересечении валунных и пластовых забор были и совсем бурные участки: 62 порога, мешавших судоходству, насчитывалось на старой Двине. Чего стоили одни их имена: Разбойник, Похвальница, Собачья Дыра!
В теснинах реку обнимали отвесные стены, сложенные девонскими песчаниками, гипсами и доломитами, а между теснинами она выходила на привольные низины и текла по ним с величавой медлительностью, словно отдыхая. Таково, например, Двинское плесо ниже Даугавпилса с широко расступающимися пониженными берегами. Но ближе к низовьям река вновь кидалась в доломитовые узости и рычала на порогах, о благополучном преодолении которых лоцманы даже молились. Эту часть Даугавы не раз сравнивали с Рейнским ущельем в Сланцевых горах — сходны тут и крутые берега, и высящиеся на них руины замков и башен. Лишь близ устья Даугава свободно разливается — ее торжественно-спокойный ток украшает латвийскую столицу Ригу.
По завершении перестройки Большая Двина превратится в каскад гидроузлов, будет углублена и станет доступна не только крупнотоннажным речным, но и морским судам. Три нижние ступени уже сооружены. Рижская, Кегумская и Плявиньская гидростанции сопровождаются одноименными водохранилищами, под уровень которых ушли печально известные пороги.
«Меньшой брат» Двины-Даугавы — Неман (по-белорусски Неман, по-литовски — Нямунас, а в верховьях ласкательно — Неманец) во многом сходен со старшей сестрой. Длина Двины чуть больше тысячи километров (1020), а Немана — чуть меньше (937). Его течение поровну делится между территориями Белоруссии и Литвы, где Неман считают уже не младшим братом, а отцом литовских рек, а матерью — крупнейший из неманских притоков — реку Нярис (в верхнем течении, в Белоруссии, ее называют Вилия).
Родина Немана — Минская возвышенность Белорусской гряды. На пути он пересекает не одно нагромождение валунов, где течение убыстряется, становится порожистым (перекаты — бичи — расчищены тоже не везде). По низинам река несет свои воды в широкой террасированной долине, в половодья разливаясь на многие километры.
Выше Каунаса долина поглощена водохранилищем ГЭС. В будущем вся река станет каскадом гидростанций, это поможет и созданию Днепровско-Неманского канала. За полсотни километров от устья река начинает дробиться на рукава, обнимающие обширную дельту с лабиринтами проток, стариц и осушительных каналов. Островки, поросшие кустарниками, высятся из воды как клумбы. Пейзаж дельты — один из поэтичнейших в Литве.
Западнее Валдая «карбоновый глинт» снижается и сходит на нет. Поднятия тут обязаны лишь небольшим неровностям доледникового рельефа. Среди моря песчано-глинистых наносов видны Бежаницкие высоты у Пушкинских Гор на Псковщине, возвышенности Ханья и Отепя в Эстонии, Видземская и Курземская в Латвии, Жямайтская в Литве. Их разделяют сильно заболоченные в прошлом, но теперь хорошо мелиорированные низины. На месте сведенных лесов возделанные земли, луга...
К западу от Валдая меняется «картина» недр. Подземный склон Балтийского щита наклонен и под Эстонией, и под западом Латвии, но к Литве и к северу Белоруссии кристаллический фундамент повышается, разделяя две подземные впадины: обширную Среднерусскую (Московскую) на востоке и Балтийскую, или Польско-Литовскую, на западе. Во второй из них фундамент быстро погружается на глубины 1—2 километра ниже уровня моря — тут палеозойские напластования уходят под мезозой (в Литве) и даже под совсем молодые, кайнозойские, толщи у Калининграда, оказавшиеся нефтеносными и уже давшие промышленную нефть.
В Прибалтике и на Балтийской гряде, продолжающей Валдай к юго-западу, целую область называют Поозерьем — озер тут не намного меньше, чем в Карелии. На псковской земле известна еще одна «русская Венеция», или «город на воде», — Себеж с 359 озерами. «Венеция», конечно, преувеличение, но город обнят почти со всех сторон озерной водой — красота редкостная.
В советской Прибалтике до 9 тысяч озер, примерно по 3 тысячи в каждой из республик. В ландшафтных заказниках Литвы охраняются глубокие Девичьи Очи у курорта Друскининкай, созвездие 200 Игналинских озер — «литовская Швейцария». Подлинная жемчужина литовского ландшафта — Тракайские озера — их 61.
На голубые пастбища озер опираются и рыбное хозяйство, и рыбоводство, и приозерные птицефермы: для водоплавающей птицы Поозерье — приволье.
В Прибалтике умеют охранять природу, заботливо берегут ее нетронутые уголки, воспитывают любовь к ней с детства. В, этих республиках организованы первые в нашей стране природные национальные парки: Лахемаа (страна заливов) в Эстонии, Гауя в Латвии и Игналинский в Литве. На страже природы — 13 заповедников, сотни ценных парков, многие десятки заказников, среди которых есть охотничьи, рыбные, бобровые, ландшафтные. Птицы охраняются в эстонских заповедниках Матсалу и Вилсанди, в латвийском Слитере, в «лебедином раю» Жувинтас в Литве. Есть заповеданные болота, вересковые пустоши, леса.
Там, где близко к поверхности подходят девонские песчаники и доломиты, реки врезают в них эффектные каньоны —- еще несколько «прибалтийских Швейцарии». В Латвии самая живописная из них входит теперь в национальный парк Гауя. Каньон врезан в плато на 80 метров, прирусловые отвесы удивляют яркостью красных, желтых и белых тонов, источены жерлами пещер. Цесис и Сигулда славятся и как курорты.
В пределах Псковской области в глубокой долине, врезанной в такие же песчаники, приютился старинный Псковско-Печорский монастырь. Имя этого места — Печоры — прямо связано с системой пещер, выработанных в песчаниках.
Предметом особых забот оказывается природа, окружающая памятники истории и культуры или органически входящая в их состав. Среди таких святынь на первом месте достоин упоминания Пушкинский природно-исторический мемориал, именуемый литературным музеем-заповедником и расположенный в правобережной части Великорецкой равнины на Псковщине. Здесь благоговейно охраняются не только связанные с жизнью Пушкина здания и убранство комнат, но и вся вдохновлявшая поэта природа с ее озерцами и речкой Соротью, со множеством черт, нашедших отражение в пушкинских строках.
Целый мир природно-исторических драгоценностей украшает собой южные и западные окрестности Ленинграда. Павловский, Петергофский с каскадами фонтанов в нынешнем Петродворце, Стрельнинский, Ораниенбаумский (в Ломоносове), Царскосельский, Гатчинский и многие другие дворцово-парковые ансамбли в равной мере привлекают к себе и совершенством архитектуры зданий, и достоинствами ландшафтной архитектуры парков. Трудно перечислить все ценнейшие старинные парки, уцелевшие даже там, где бури истории не пощадили хозяйских усадеб.
Пейзажи вокруг Сиверского любили писать Крамской и Шишкин. За Гатчиной, в усадьбе Извара, прошло детство и отрочество художника Николая Рериха — отсюда он вынес глубокое понимание красоты северорусской природы. На бальнеогрязевом курорте Старой Руссы лечился Достоевский. Таких мемориалов множество и в Прибалтике.
Нет числа военно-историческим памятникам Балтийско-Валдайского края. С глубокой древности тут сохранились и Труворово городище — свидетель дел IX века, самой зари русской истории, и не намного более поздняя Изборская крепость, и крепости-монастыри...
Скорбные мемориалы хранят память о героических битвах в годы Великой Отечественной войны. О подвигах тут напоминают не одни обелиски и статуи, но и сами поля сражений. Таковы южные подступы к Ленинграду и поля подо Ржевом, помнящие о боях 1941—1943 годов.
В отличие от извилистых фьэрдовых берегов Эстонии более южные берега Балтики выровненные, низкие. Их сопровождает серебристая полоса дюн, частично поросших сосновыми борами, так что воздух напоен целительными запахами моря, хвои и смол. Здесь сосредоточились лучшие морские и климатические курорты, на первом месте среди них — Рижское взморье. Курорты взморья стали составными частями единого города-курорта Юрмала (по-латышски это имя и означает «взморье»), протянувшегося почти на 40 километров. В литовской части берега со всеми прелестями Юрмалы спорят курортные достоинства и белоснежные пляжи Паланги. Кстати, она, как и Кемери в составе Юрмалы, исцеляет не только купально-климатическими благами, но и лечебными грязями и минеральными водами (хлорно-натровую воду добыли из скважины). Крупные балтийские порты возникли в изголовье залива (Рига) и на открытом Курземском берегу (Вентспилс, Лиепая).
К западу отсюда расположено побережье совсем другого рода. Тут поражают две гигантские лагуны — гафы и ограждающие их песчаные косы — нерунги, огромные, как хребты. Такие берега и у других морей теперь называются гафовыми. фовыми. Дюны нерунгов во многих местах поросли соснами и зарослями вереска.
Заливы Куриш-Гаф и Фриш-Гаф теперь именуются Куршским (по-литовски Куршю-Марес) и Вислинским, который служит лагунным дополнением к более обширной Гданьской бухте Польши. Куршский залив отделен от моря длинной (98километров) Куршской косой, Вислинский — более короткой (60 километров) Балтийской, половина которой находится в Польше. Узкие входы в обе лагуны служат укрытиями для важных портов — Клайпеды и Балтийска — аванпорта Калининграда. А в одном из изголовий двухвершинного Вислинского залива хорошо защищен от штормов сам Калининград, крупный незамерзающий порт, почему и всю северо-восточную половину этой акватории называют Калининградским заливом.
Когда-то пески кос были закреплены лесами, но уже давние, не одно столетие назад, вырубки привели песчаную стихию в движение. Теперь туристы восторгаются голыми серебристыми и золотистыми дюнами в десятки метров высотой, а вернее было бы ужасаться. Ведь не за мертвенную обнаженность одна из цепей песчаных холмов носит имя Мертвые дюны — они не замерли, а, напротив, способны передвигаться на 3—5 и даже на 7 метров в год! На их «совести» — гибель нескольких деревень, погребенных при передувании песка ветрами. Поселок Нида, дважды захороненный, ютится теперь уже на третьем по счету месте.
Впрочем, на косах видны и следы усилий человека по обузданию песков: насаждаются новые и тщательно охраняются старые леса из мачтовых сосен, рощи ольхи, дубравы, липняки. Леса такие, что в них обитают даже звери — лоси, кабаны, косули. Не белой песчаной лентой, а нашивкой из махрово-бархатной зелени видна Куршская коса из космоса!
Рыбакам на косах удобно брать добычу из двух водоемов — из моря и из почти пресной лагуны: тут ловятся десятки видов морских и речных промысловых рыб. Охотников, пока не были введены заповедные ограничения, сюда манило, особенно в сезоны пролета, обилие водоплавающей птицы. У закрепленных дюн утонули в зелени купально-климатические курорты, которые от Ниды до Юодкранте слились теперь в единый курорт Неринга, растянувшийся на 50 километров. Емкость косы ограниченна, природоохранный режим лесопарка распространяется и на заповедные урочища, и на простые дюны (чтобы шаги туристов не привели их в движение).
Зима с 1982 на 1983 год показала, что не одни пески тут грозная стихия. Почти двухметровый нагон вод с Балтики при «внеочередном» циклоне привел к крупным наводнениям в Калининграде и его окрестностях, а пятиметровые штормовые волны даже прорывали Куршскую косу и устремлялись в залив. Балтийскую и Куршскую косы разделяет крутобокое плато Калининградского полуострова. Город-парк Калининград так зелен, что его называют даже городом-лесом. Чудесны и курортные пригороды, удивительны крупнейшие в мире месторождения янтаря.
Часть низины, дренируемой Преголей и низовьями Немана, лежит ниже уровня моря. Дамбы ограждают поля, как в польдерах Голландии. Как и в соседней Среднеевропейской низменности, здесь обширны песчаные прадолины — ложа стока талых вод отступавшего ледника; намного мягче, чем в остальной Прибалтике, климат. Отсюда пышность вездесущей зелени, обилие южных и влаголюбивых растений в садах и парках. Типы расселения, каналы, объединяющие всю речную сеть, преобладание дренированных земель, окультуренных почв, хорошо мелиорированных лугов, сеяных пастбищ, почти сплошь искусственно насаженные леса — все это больше напоминает Западную, чем Восточную, Европу.
Неизгладимую печать на ландшафт наложила война. Отступавшие гитлеровцы взорвали дамбы, так что были затоплены польдеры. При сокрушении одной из твердынь прусского милитаризма земля была буквально перепахана взрывами, перерыта лабиринтами траншей. На развалинах создана новая, неузнаваемая, мирная Калининградская область, облагорожен и украшен ландшафт, заново отстроены города.
Белорусско-Московский край. Этот край широкой полосой обнимает с юга балтийско-валдайские ландшафты. Между ними немало общего — тоже холмы с валунами и пески, тоже леса с болотами и озерами. Но холмы расплывчатое, это скорее увалы, валунов значительно меньше — последнее оледенение сюда не доходило, потому и озера реже, а песчаные равнины и болота еще обширнее. Тут хозяйничали талые воды не только последнего ледника, доходившего до Валдая, но и предшествовавшего ему предпоследнего (московского). Вытаявшие из льдов валуны перемыты и переотложены талыми водами «по камешку» и чаще встречаются лишь как примесь в глинах и песках. Весь этот рельеф плоских междуречий с плащами песков, покровных суглинков и глин выразительно называют вторично-моренным.
Над долиной Малой Истры, западное Подмосковье. Май 2011 г.
Там, где у южной кромки ледника были отложены валы конечных морен, скопилось больше валунов. Эта приподнятая полоса называется Белорусско-Московской грядой. В ней различаются отдельные возвышенности — Белорусская, Смоленская, Московская, Клинско-Дмитровская, Борисоглебская, Даниловская.
У вторично-моренной равнины монотонны только междуречья, а к долинам примыкает рельеф с такими перепадами высот, что местами кажется даже горным. Реки уже успели углубиться в однообразные поверхности, расчленили их на увалы, в несколько этапов расширили свои долины, образовав привольные террасированные плоскости, а местами подрыли кручи высотой в десятки метров. Таковы долины верхних течений Немана, Днепра, Волги, Москвы-реки.
Известняковые выходы на высоком берегу реки Дёржи
(правый приток Волги, Тверская область)
(правый приток Волги, Тверская область)
В лесах все больше лиственных деревьев, да и в облике меньше северной суровости. Но самих лесов осталось так немного, что местность легче принять за лесостепную. Вся природа здесь словно спокойнее, менее мозаична, беднее контрастами...
Но не сочтешь монотонным то, что создано на белорусско-московской земле руками человека. Именно здесь сложился грандиозный сгусток населения и промышленного производства, ярчайший очаг науки и культуры — столица страны Москва, одна из крупнейших конурбаций («соградий») мира с созвездием городов-спутников. Пресс урбанизации по-своему повлиял на природу: часть земель занята кормящими город подсобными хозяйствами — овощными, молочными, часть ушла под сложную сеть транспортных путей и энергопередач, но значительная доля осталась под лесопарками, здравницами и зонами отдыха, дачными и садовыми участками.
Густо населена и вся белорусско-московская полоса. Среди тысяч поселений выделяется вереница крупных городов, протянувшаяся от Минска и Витебска через Смоленск и Калинин к Москве и Ярославлю. Всюду большого размаха достигли мелиоративные работы, реконструированы многие водные пути, созданы каналы и водохранилища...
Тем не менее даже тут, в уцелевших лесах, под охраной охотничьих правил размножились лоси и кабаны, иногда в избыточном количестве. Порой приходится прибегать к ограничению их поголовья — «дикари» начинают вредить полям и огородам, лесному подросту. Лосей нередко можно увидеть прямо из окон автобусов у придорожных обочин, а некоторые экземпляры ухитряются проникать даже на окраины Москвы!
.jpg "Свято-Успенский монастырь в г. Старица на Волге. Фото О.Тимошенко")
Вид с моста через Волгу на Свято-Успенский монастырь в г. Старица
Ландшафт насыщен памятниками старины — его украшают уцелевшие кремли и остатки древних крепостей, старинные города, монастыри и парки. У культурного ландшафта свое разнообразие: в Белоруссии больше замков, заметны влияния западных стилей в постройках, свидетельства польско-литовских этапов истории; на Смоленщине и в Подмосковье естественно преобладают русские села и памятные усадьбы.
Усадьба Куракиных Степановское-Волосово (Тверская область, вблизи границы с Московской).
В советское время служила домом для умалишенных, в 2000-х годах сгорела. Фото 2004 г.
В советское время служила домом для умалишенных, в 2000-х годах сгорела. Фото 2004 г.
От западных границ до Москвы пролегли пути вторжения и отступления войск Наполеона — земля хранит память о многих сражениях 1812 года, о Бородине и Березине. Но неизмеримо больше трагически-горьких следов оставила Великая Отечественная война.
Вся природа тут была театром военных действий регулярных войск, а уцелевшие в ней леса и болота — базой особенно мощного партизанского движения.
Новгородская область, Холмский район. Рдейское болото - одно из самых крупных и труднопроходимых в Европе.
На фото слева вдали над купой деревьев видны макушки разрушенного Рдейского монастыря, расположенного на острове посреди болота.
На фото слева вдали над купой деревьев видны макушки разрушенного Рдейского монастыря, расположенного на острове посреди болота.
Рдейский монастырь. Январь 2005 г.
У вторично-моренного ландшафта своя эволюция. Озера заливаются, зарастают, превращаются в коварные трясины. Наряду с низинными болотами обширны и верховые — на плохо дренированных водораздельных плато. Болота — особый тип ландшафта, красоту которого воспевали и Аксаков с Тургеневым, и Паустовский. Здесь свои цветы, краски и запахи, свои богатства, прежде всего торфяные. Пришвин называл болота «кладовыми солнца».
Верховое болото в Московской области. Вид весной и зимой
На базе Осиновских болот близ Орши еще в первую пятилетку возникло торфодобывающее предприятие «Осинторф», питающее крупную тепловую станцию БелГРЭС. Вскоре на торфе стали работать теплостанции и в соседних областях. Большие массивы болот расстилаются в Верхневолжской низине. Оршинский Мох близ Калинина раскинулся более чем на полсотни тысяч гектаров и содержит грандиозные запасы торфа — в воздушно-сухом весе четверть миллиарда тонн!
Водоохранный режим Верхней Волги помог сохраниться лесам упомянутой низины. Ее южный «залив» — Дубнинская и Яхромская низменности — заслужил даже имя Московского полесья. Тут и песчаные равнины с сосновыми вереско-выми борами, и глухие ольшаники, и непролазные топи с мощными торфяниками, и бескрайние разливы, превращающие поверхность в единое озеро. И все это рядом с Москвой!
Склоны возвышенностей живописно изрезаны логами и поэтому лишены болот. Командные высоты над широкими долинами служили пьедесталами монастырям и крепостям. Москва-река со своими притоками расчленила исходную равнину у столицы на «семь холмов» (в действительности их больше), в число которых входит и Боровицкий холм — цоколь Кремля.
Под Звенигородом у Москвы-реки что ни приток, то крутосклонная долина. В лесистых логах этой еще одной «русской Швейцарии» ютятся поселки, где жили, любуясь ее красотой, Танеев и Чехов, Левитан и Пришвин. Живописность берегов близ устья Рузы привлекает сотни писателей и композиторов, стремящихся здесь отдыхать и работать в домах творчества. Ниже Звенигорода за первенство по живописности спорят и горьковские Горки, и Барвиха, Усово, Ильинское с их санаториями и домами отдыха. Еще ниже по течению к реке спускается каскадный партер Архангельского. Уникальное скопление красивых ландшафтов, исторических усадеб и старинных парков позволило организовать здесь ландшафтный заказник «Верхняя Москва-река».
На междуречьях есть свои неровности — увалы, гряды. Клинско-Дмитровская гряда — это, как и Валдай, очередная пластовая ступень, но останец более молодого, мезозойского, чехла платформы. Здесь уцелел от размыва верхний плащ песков и глин, отложенных в меловое время морем. Но долины во многих местах дорылись и до темных глин, отложенных более древним морем — юрского времени, и до белых, тоже морских известняков каменноугольного возраста. Этот «белый камень» и принес Москве славу белокаменного города. Нижележащий девон вскрыт бурением — он дает минерализованную «Московскую» воду.
На глубинах 2—3 километра покоится уже кристаллический фундамент, тут замыкается не различимая с поверхности чаша — Среднерусская, она же Московская, котловина. Белорусский выступ фундамента достигнут бурением у Вильнюса, Минска и Гродно на глубине всего 100—200 метров. Здесь в недрах приподнят важный участок подземного «моста», который существует между Балтийским и Украинским кристаллическими щитами.
Белорусско-Московская полоса возвышенностей образует важные водоразделы. Но барьер не везде непрерывен. Щара, приток Немана, прорезав гряду насквозь, дренирует верховьями часть Полесья. А днепровская Березина заглянула истоком на север — к Двине. Да и сам Днепр, прорезавший у Орши Смоленско-Московскую гряду поперек, помог замыслам об устройстве его связи с Двиной через низины Осиновских болот.
На горбине Смоленской возвышенности не случайно звучит название Вязьма — тут нетрудные волоки «вязали» между собой верховья волжской Вазузы, окской Угры и стекающих в Днепр речек Вязьмы и Осьмы. Волок из москворецкой Рузы через ее приток Озерну выводил в Ламу, ныне впадающую в Московское море, — он дал имя Волоколамску.
.jpg "Река Волошня. Волоколамский район")
Приток Рузы - речка Волошня, получившая имя от слова "волок".
Волоколамский район Московской области, май
Волоколамский район Московской области, май
Обилие волоков и здесь наводило на мысль о межбассейновых соединениях и перебросках, иногда даже не для судоходства, а ради водоснабжения. Так возникла Вилейско-Минская водная система. На подпруженной Свислочи создали Заславльское водохранилище — пригородное «море» минчан. Его промывают и пополняют 400 миллионов кубометров вилейской воды в год, а пополненная Свислочь поит Минск и движет турбины Осиповичской ГЭС, крупнейшей в Белоруссии.
Другой пример межбассейнового водоснабжения — транспортировка волжских вод в Москву. Сначала скажем не о всем известном канале, много лет надежно снабжавшем водой столицу, а о системе, созданной ему в помощь позднее, когда пришлось мобилизовать и ресурсы верхневолжского притока Вазузы. У нее вода родниковой чистоты, питаемая из такой лесной глубинки, которую не тронули и не тронут промышленные загрязнения. Плотина близ ее устья подпрудила водохранилище, что позволило передать вазузскую воду с помощью насосов и каналов в Рузу. Эта система длиной 200 километров ежесекундно дает Москве 17 кубометров воды.
Художники, рыбаки и туристы любят подмосковный Сенёж. Скажите им, что их привлекает не озеро, а водохранилище, — не поверят. Но это именно так. Близость верховьев москворецкой Истры и реки Сестры, впадающей в волжскую Дубну, еще новгородцы использовали для волока через Клинско-Дмитровскую гряду. Петр хотел и тут прорыть канал, но осуществилось его намерение лишь в 1825—1840 годы, когда на 8-киломе-тровом водном пути были сооружены 33 шлюза. Плотина на Сестре подтопила ее приток с небольшим (66 гектаров) озерцом по имени Сенёж. Водохранилище втекло в устьевые раструбы долин, поглотив изначальное озерцо, но имя его унаследовало. Открытие канала почти совпало с пуском железной дороги из Петербурга в Москву. Скромные выгоды, которые сулил медлительный водный путь, померкли перед быстротой рельсовых перевозок, пусть и более дорогих. С 1860 года судоходство по каналу прекратилось. Теперь былая роль Сенёжа как накопителя воды для канала забыта. Любимое москвичами озеро, как и остатки выемок и плотин, выглядят скорее памятниками природы, пусть и рукотворными.
В советское время задача соединить Москву-реку с Волгой стала насущной — нужно было резко увеличить снабжение столицы водой. Регулирование стока реки водохранилищами в ее верховьях и притоках (Можайским, Истринским, Рузским, Озернинским) помогло бы решить лишь небольшую часть задачи. Поэтому в 1932—1937 годах и был проложен современный волго-московский канал (имени Москвы).
Когда-то волок через Клинско-Дмитровскую гряду существовал и восточнее Сенёжа — близ Яхромы. От Москвы суда поднимались («всходили») сначала к Клязьме по речке Всходне (позднее она забавно сменила имя на противоположное и стала называться Сходней), а от Клязьмы к волжской Дубне через болотистый водораздел была прокопана для лодок «борозда» — предок современного канала.
Теперь его трасса пролегла от Верхней Волги к Москве на протяжении 126 километров. На нем воздвигнуто более 240 гидротехнических сооружений — плотин, шлюзов, насосных станций, гидростанций, мостов. Чтобы питать канал водой, на перепруженной Волге создали Иваньковское водохранилище. Пять насосных станций поднимают волжскую воду по северной покатости гряды на 38 метров. Лестница южного склона состоит из двух ступеней суммарной высотой 36 метров. Здесь, заглядывая заливами в смежные долины, заполнились водой новые водохранилища — Икшинское, Пестовское, Пяловское, Учинское, Клязьминское, Химкинское.
Канал стал важным звеном единой воднотранспортной системы Русской равнины. К началу 80-х годов он подавал Москве ежесекундно более 30 кубометров воды, обеспечивая 2/3 потребностей столицы и ее пригородов. Москвичи совершают по каналу увлекательные экскурсии, любуются прямыми как стрела выемками в облицованных камнем и дерном берегах, башенными устоями и камерами шлюзов. Канал открыл дорогу к новым пригородным местам отдыха.
Белорусско-Московский край испещрен извилистыми лентами водохранилищ, пожалуй, не меньше, чем озерами. Но на междуречьях сохранились и озера естественного происхождения. Они похожи на разливы, застоявшиеся среди болотистых берегов, и занимают понижения, унаследованные еще от доледникового рельефа. Сток из части озер успел прорезать их запруды и спустить воду. А есть и уцелевшие озера, например воспетое Мицкевичем Свитязь — «белорусский Китеж» и крупнейшее в Белоруссии озеро Нарочь площадью 80 квадратных километров.
В зеркала исстари прославленных озер Неро и Плещеево глядятся старорусские чудо-города Ростов Великий и Переславль-Залесский с их монастырями и соборами. У обоих озер странная судьба. Когда-то Неро восхваляли за поющие звуки при ледоставе, видя в этом проявление «святости» места. Воспетое Пришвиным Плещеево озеро подпитывалось ледяными донными «родниками Берендея», оно известно как колыбель русского флота — тут молодой Петр начал строить свою первую «потешную» флотилию. Не глубинным ли холодом вод объясняется, что в них с ледникового времени уцелела вкуснейшая ряпушка? Она шла к царскому столу, по ошибке именовалась переславской селедочкой и даже удостоилась изображения на гербе города... И оба озера оказались под угрозой: неумело подпруженное Неро заполняется сапропелем — его глубины убавились в среднем до метра! — а Плещеево страдает от излишних водозаборов на нужды города, от перехвата подземных родников буровыми скважинами. Для спасения обоих озер нужны коренные перестройки путей их мелиорации и водоснабжения городов.
Еще многое в белорусско-московской природе достойно охраны. Ее хорошо обеспечивают в Белоруссии. Здесь уже теперь вырубают лесов меньше, чем сажают. На территории республики, то есть вместе с белорусским Поозерьем и Полесьем, в 1984 году действовали два заповедника, заповедно-охотничье хозяйство и десятки заказников — ландшафтные, охотничьи, клюквенные, водные, лекарственных трав и, конечно, мемориальные.
По всему Белорусско-Московскому краю сберегаются памятные места, связанные с творчеством вдохновенных художников слова и кисти — Янки Купалы, Якуба Коласа, Адама Мицкевича, Николая Рериха (Талашкино под Смоленском). Блестящую плеяду писателей и художников от Аксакова и Гоголя до Врубеля и Нестерова помнит подмосковное Абрамцево на речке Воре — его поляны с могучими дубами увековечены на стольких картинах!
Высоко вознесенная и расчлененная Клинско-Дмитровская гряда украсила многие места северного Подмосковья — вокруг Волоколамска, Дмитрова, Загорска, Александрова, Юрьева-Польского... «Многоверстную синюю русскую даль» любил Блок в Шахматове, ею любовался Чайковский в Клину, а Менделеев гордился тем, что его дом в Боблове стоит на высочайшем холме гряды.
Эффектна долина речки Волгуши, врезанная в эту гряду близ Яхромы. В лесистых кручах Парамоновского оврага обнажены напластования осадков мелового моря. Теперь приходится предотвращать туристский перевыгул и порчу природы горнолыжными подъемниками.
С памятью о Пушкине связана подмосковная усадьба Остафьево, о Лермонтове — Середниково, о Тютчеве — Мураново, о Чехове — Бабкино и Мелихово. Уцелело много старинных парков, в их числе «пейзажных», то «регулярных» — звездообразных, лучевых, шахматных, то с нарочито запутанными сетями аллей, зеркалами прудов, с бельведерами, открывающими широкие панорамы. Один из перлов такого рода — усадьба Марфино на Уче.
Столицу кольцом охватывает защитный лесопарковый пояс шириной 10—15 километров. Из 1800 квадратных километров его площади более 1100 занято лесами и лугами, остальные возделаны или замещены городами-спутниками, поселками, турбазами, зонами отдыха. Нет числа мемориалам, напоминающим о героической битве за Москву в осенне-зимние дни 1941 года.
Пояс полесий. Северо-Запад окаймлен с юга великим Поясом полесий, полесий с малой буквы, так как это не собственное имя, а обозначение особого лесисто-болотистого ландшафта, возникшего на обширных песчаных равнинах. Созданы они наносами при разливах талых вод отступавшего ледникового покрова и более поздними отложениями блуждающих рек.
Плоский рельеф, слабый дренаж, отсюда заболоченность огромных пространств, затопление обширных площадей при весенних половодьях и летне-осенних ненастьях... Пояс полесий выходит к южной опушке русских лесов от Буга до Заволжья.
Отдельные полесья известны под самостоятельными именами. На юго-западе наиболее компактен и обширен их массив, именуемый Припятско-Деснянским. Собственно Припятское окаймлено с юга приподнятыми и поэтому менее типичными Волынским, Житомирским и Киевским полесьями; среди Деснянских различают Черниговское и Брянское. В северо-восточной половине пояса лежат полесья Мещёрское и Ветлужское, поэтически изображенные первое — Паустовским, второе — Мельниковым-Печерским. В виде «заливов» этой полосы севернее Москвы выступает уже упомянутое Московское полесье, а к юго-западу от Горького — Окско-Мокшинское.
.jpg "Река Пра в Мещере. Фото О. Тимошенко")
Дубово-сосновый лес по берегам реки Пры напоминает скорее парк.
Медлительная река Пра - лучшая лодочная трасса для отдыха в Мещерском полесье.
Майские праздники
Майские праздники
Ландшафтная карта полесий выглядит неожиданно мозаичной. Среди болотистых низин встречаются обширные участки повышенного, лучше дренированного рельефа, давно лишившиеся лесного покрова и славящиеся плодородными остепненными почвами. Это ополья — Овручское, Мозырское, Мещовское, Владимиро-Юрьевское, Касимовское. Такие острова лесостепи среди лесов, а с ними и пятна серых лесных почв среди дерново-подзолистых с незапамятных времен были очагами земледелия.
Удивителен контраст между бескрайней равнинностью рельефа полесий и беспокойными неровностями их коренного цоколя, скрытого от глаз. В полесских недрах встречаются и выпуклые массивы — поднятия древнейшего фундамента, и защемленные между ними прогибы глубиной, измеряемой километрами.
Так, в недрах Припятского полесья близко сходятся подземные склоны выступов кристаллического фундамента — Белорусско-Литовского массива на севере и Украинского щита на юге. Раньше геологи думали, что их соединяет широкий «Полесский мост», но здесь обнаружена только узкая седловина, названная тоже Полесской. Поверхность фундамента в ее пределах погружена менее чем на полкилометра, а с боков к этой подземной седловине вплотную подступают подземные же впадины — в них фундамент опущен на западе, в Брестской — более чем на километр, а на востоке, в Полесской впадине, — на 3 и даже 4 километра!
На северо-востоке широкая седловина соединяет Белорусско-Литовское поднятие фундамента с Воронежским, отделяя Полесскую подземную котловину от Среднерусской (Московской).
Припятское (Белорусско-Украинское) полесье — самое значительное из полесий и самое представительное для этого типа ландшафтов. Его часто называют и просто Полесьем — с большой буквы. Оно на 100—200 метров ниже соседних холмов Белоруссии и уступов Волыно-Подолии.
Неуютен для жизни, но по-своему величав исконный ландшафт Полесья — «земноводный» лабиринт витых зеркальных коридоров и аллей в тростниках. Безмолвие заводей, украшенных водяными лилиями, нарушается лишь шелестом камыша да криками птиц.
Большая часть Полесья — обширнейшие поймы, ежегодно и не по разу в год затопляемые разливами. Над всем Заречьем (междуречьем Припяти и Пины) и над всем правобережьем Припяти почти до южного конечно-моренного вала каждую весну расстилается огромное озеро — ходящие по нему катера даже в июне не придерживаются фарватера. Лишь изредка заметны островки — валунные или песчаные гряды, на которых растут сосны, дубы или ютятся селения. Более крупным «оазисом» выглядит Загородье, занявшее возвышенный мыс между Пиной и Ясельдой, незаливаемое, почти лишенное болот, давно утратившее леса и возделанное, — типичное ополье.
Кончается половодье, а значительная часть равнины так и остается жидким болотом. Где проводить границы между водой и сушей на карте? Это джунгли из чащ камыша, тростника и рогоза, царство тинных омутов и зловещих трясин — зыбунов и дрягв.
Осевой стержень Полесья — тихая, извилистая, дробящаяся на бесчисленные рукава река Припять. Даже старожилы не всегда знают, который проток у нее главный (один из притоков многозначительно называется Стоход!). Уйма блуждающих мелей, кос, островов-осерёдков. Не легко измерить и длину реки. То, спрямив прорванную излучину, она становится короче, то, напротив, описав новую дугу, удлиняется. А есть излучины и искусственно спрямленные мелиораторами. Считали, что эта длина равна 775 километрам, но теперь цифру нужно уменьшить: в низовья Припяти залилось Киевское водохранилище, так что укороченная река впадает в него, а не в Днепр.
У Припяти двойственная роль. То она переполняется и подпруживает свои притоки, то, сбросив паводок, оказывается ниже поверхности равнины и помогает дренажу — в реку выводят канавы, отводящие воду с осушаемых земель. После половодья обнажаются бесконечное чередование песчаных грив и стариц, так и не обсыхающие лабиринты протоков и широкие луговые плоскости (луга занимают до четверти площади Припятского полесья).
Западные полесья намывались талыми водами, текшими не только из недавно отступивших валдайского и московского ледяных щитов, но и из более древнего днепровского, накрывавшего все Припятское и части соседних полесий. Это наибольшее оледенение отложило морены в виде гирлянды крутобоких холмов среди болотистых низин юга. С поверхности гряды прикрыты чехлом лёссов. Склоны некоторых холмов так промыты от глинистых частиц, что кажется, будто нашпигованы одними валунами, как мостовая булыжниками.
Талые воды были подпружены не только цепочкой конечных морен. Более внушительную преграду создало новейшее поднятие Волыно-Подольской возвышенности — это способствовало застою полесских вод и их разгрузке от наносов.
Неожиданными выглядят среди наносной низины выступы доледникового, местами даже докембрийского фундамента. Уже разрабатываются серые граниты и гнейсы с запасами до полутораста миллионов кубометров — скромный поселок Микашевичи на Припяти теперь гордо зовется «городом на граните»!
Кристаллический фундамент обнажен во многих местах Волынского и Житомирского полесий. Наиболее поднят каменистый Овручский кряж, поросший понтийской азалией. Овручские кварциты использованы при строительстве знаменитых памятников Киева — Золотых ворот, Софийского собора, Киево-Печерской лавры. Там, где до фундамента добрались притоки Припяти, образовались скальные каньоны, особенно эффектные у реки Тетерев и украшающие пейзаж Житомира. А есть места, где среди наносов выступают даже базальты с шестигранными колоннами в обрывах. В Волынском полесье, там, где цоколь перекрыт известняковыми и мергельными отложениями меловых и палеогеновых морей, возникли провалы в карстовые пустоты. Так, образовалось созвездие красивых Шацких озер. Еще одно озеро — Свитязь, тезку белорусского, называют за чистоту вод «украинским Байкалом».
Длительные прогибания были свойственны Припятскому полесью еще в далеком девоне. В накопленных тогда толщах разведан колоссальный Старобинский бассейн, где под многими тысячами квадратных километров поверхности затаилось до 80 миллиардов тонн солей, из них более 7 миллиардов тонн калийных, драгоценных для земледелия. По имени развившегося здесь крупного промышленного центра Солигорска теперь весь бассейн чаще называют не Старобинским, а Солигорским. Один из крупнейших в Европе, он дает нашему земледелию больше половины нужных ему калийных удобрений! Так в низменно-болотистой Белоруссии, о которой даже в учебниках писали, что в ней нет и не может быть шахтеров, возникла мощная горнодобывающая промышленность, выросли горняцкие поселки...
В девонских же толщах на глубинах около 2 километров была открыта и уже добывается высококачественная нефть. В 70-е годы обнаружены мощные запасы горючих сланцев (до 11 миллиардов тонн!), залегающие тоже под огромными площадями. Грандиозны запасы торфа — на них работают крупные электростанции, но все шире его применяют на удобрения.
Во время войны в припятско-деснянских полесьях билось сердце огромного партизанского края — союзниками народных мстителей были болота и леса полесских низин. О базах партизан говорят мемориалы.
Леса эти на 60% сосновые, а на юге велика примесь широколиственных. Роскошны груды — дубово-грабовые кущи. Рядом с травяными болотами много зарослей вереска, а на песчаных междуречьях есть и моховые болота северного облика, как бы в нарушение зональности. К жизни на болотах приспособлены растения-северяне, да и у сосняков далеко не южный вид.
Знаменитейший заповедный лес Европы — Беловежская Пуща — занял около 1300 квадратных километров в северо-западном углу Припятского полесья, из них более двух третей в пределах СССР и менее трети в Польше. Величав дремучий лес из корабельных сосен и высокоствольных елей, а им сопутствуют могучие дубы, вязы, грабы, ольшаник. Уцелевшие дикие быки — зубры исстари влекли сюда охотников: с 1409 года Пуща стала заказником для королевских охот. Две мировые войны сильно ее опустошили, и поголовье зубров пришлось дважды восстанавливать, скупая сохранившихся в зоопарках.
Жители давно заботились о мелиорации полесских земель и вод. Деревянные плотины — спуски помогали лесосплаву. Каналы осушали болота и облегчали рыбе проникновение в озера. Реки приходилось углублять для судоходства, лесосплава и приема воды с дренируемых земель. Так, в 1880 году «выправляли» русло Припяти.
Плоский рельеф благоприятствовал прокладке каналов для соединения рек. В конце XVIII века из Ясельды, притока Припяти, в неманский приток Щару был прокопан среди травяных топей с непролазными берегами канал, названный Огинским по фамилии финансировавшего его вельможи. Длина его с попутными озерами превышает 50 километров. С начала XIX века тут ходили суда, потом канал захирел. Понемножку им все же пользуются: и к сенокосам, и к берегам озер можно проникнуть только на лодке.
Важнее выход из Припяти в бассейн Вислы. Днепровско-Бугский канал, начатый тоже в конце позапрошлого века, был в середине XIX столетия закончен. Длина его — 58, а с канализованными частями подводящих рек — 196 километров. Он соединил Пину с рекой Мухавец, притоком Западного Буга. Гитлеровцы разрушили только что реконструированный канал, но вскоре он был восстановлен, усовершенствован и сохраняет транспортное значение и сейчас.
Дореволюционные мелиорации Полесья не сравнимы с работами, которые развернулись здесь в советское время. Главной ареной осушения стало левобережье, особенно между Ланью и Березиной. Осушено под поля и выпасы более миллиона гектаров бывших болот, многие с помощью закрытого дренажа. Но мелиорация Полесья сложна хотя бы потому, что она многоцелевая. Одна из задач — предотвращение наводнений, как регулярных разливов, так и эпизодических потопов, случающихся то в особенно водообильные годы, то от неистовства шального циклона. Бедственные наводнения брестская часть Полесья испытала осенью 1974 и летом 1980 года. Надо обуздывать Западный Буг. В защите от паводков дамбами и надсыпкой пойм нуждаются и город Брест, и земли между Бугом и Мухавцом, да и польское левобережье.
Еще сложнее укротить Припять. «Полесская Волга» каждые 9 из 10 лет покрывает на целые 100 дней водой до 3 тысяч квадратных километров земель. Защитные дамбы вдоль протоков Припяти протянутся в сумме на полторы тысячи километров. Уже возникают десятки зарыбляемых водохранилищ, рыбопитомники. На фоне элегических сосняков и камышей все чаще видны экскаваторы и землечерпалки.
Однако новые проекты не предусматривают ни спрямлений, ни углублений русл, поскольку всей территории грозит переосушка, из-за которой мелеют, а то и вовсе иссякают малые реки, развеваются обезвоженные почвы. Переосушка в сочетании с перерубами приводила в движение древние дюны и даже создавала невероятные для этого царства воды «мини-пустыни».
Впрочем, не следует упрекать в переосушках одних близоруких мелиораторов — виновной тут может оказаться и сама природа. Западной части Полесья свойственно неотектонически подниматься на сантиметр в год — это значит на метр в столетие. Следовательно, на такую же глубину волей самой природы врежется в свое дно каждая речка! А это равнозначно дренирующему влиянию канав метровой глубины.
Осушенные земли нуждаются... в орошении, в поливе, так что регулировать увлажнение нужно двусторонне: уметь и дренировать, и увлажнять земли, водоприемники готовить загодя, опережая работы по осушению. Не везде следует использовать такие земли под пашню — часто продуктивнее бывают луга.
В 1969 году на правобережье Припяти на площади свыше 600 квадратных километров был учрежден Припятский заповедник. Его природа несколько видоизменена в результате мелиорации, проведенных в конце XIX века. Другой заповедник — Полесский существует с 1968 года в Волынском полесье. Здесь на втрое меньшей площади удается сохранять непреобразованными участки южных вариантов полесского ландшафта с сосновыми борами, насаждениями скального дуба, с лосями и бобрами. Сохраняются и редкие растения, такие теплолюбивые реликты, как понтийская азалия и плющ.
Хрестоматия: