со дня рождения
Юрия Константиновича ЕФРЕМОВА
1913 – 2013
Глава 21. Горы Средней Азии
Грандиознейшие в нашей стране горные системы протянулись от Алтая к Копетдагу почти на 2 тысячи километров и образовали могучие естественные рубежи на ее границах с Китаем и Афганистаном.
Самое южное звено гор Средней Азии — Памирское нагорье не случайно поднято выше всех других: это сложнейший узел на стыке двух великих горных поясов планеты — Альпийско-Гималайского и Памиро-Чукотского. В первом из них именно к этому узлу тяготеют наибольшие поднятия: альпийские гирлянды Иранского нагорья как раз на стыке с Памиром достигают более чем семикилометровых высот (до 7690 метров) в хребтах Гиндукуша; с юго-востока сюда же подходят еще более высокие хребты Каракорума, Куньлуня и Гималаев.
Вместе с тем Памирское нагорье служит и юго-западным участком Памиро-Чукотского пояса, соседние звенья которого, начиная с Гиссаро-Алая, располагаются как бы кулисами, из которых каждая более северная смещена к востоку. За огромной Ферганской котловиной воздвигнут колоссальный Тянь-Шань, мало уступающий по высоте Памиру. Обособленное северо-восточное звено Тянь-Шаня образуют горы Джунгарского Алатау; за ними встают Тарбагатай и Саур.
Исключение в картине широтного строя неровностей представляют лишь единичные «косопоставленные» хребты вроде Ферганского и веера отрогов у западных торцов Гиссаро-Алая и Тянь-Шаня. В такой игре простираний сказалась разная направленность тектонических стрессов: одни были широтными, другие отражали косую ориентировку глубинных разломов — вдоль них же подняты западные части Куньлуня и Гималаев, а у нас — Копетдаг и Мангышлак. Не случайно по диагонали же к градусной сети вытянуты крупные понижения в рельефе соседних равнин — каракумское, кызылкумское, чуйское; это помогло устремиться к северо-западу и нижним течениям крупнейших среднеазиатских рек. Таким образом, перечисленные направления унаследованы от древнего структурного плана недр. Только Памир вздыблен на выпуклом к северу изгибе молодых альпийских складок. Недра Гиссаро-Алая и Тянь-Шаня сминались еще в палеозое в пределах единой Урало-Тяньшанской дуги, отклонившейся здесь к юго-востоку.
Горы Средней Азии (Тянь-Шань, Гиссаро-Алай, Памир)
Современная высота этих гор — результат огромного размаха новейших поднятий. Ими были захвачены и молодые структуры Памира, и древние участки Урало-Тяньшанской дуги. За 24 миллиона лет неогена Памир был поднят на 3400, а за последний миллион лет (за четвертичный период) еще на 700 метров. А размах и темп поднятий у Тянь-Шаня с Гиссаро-Алаем и того больше.
Воздымавшиеся глыбы нередко дробились, торосились, а то и сминались. Даже древние жесткие структуры подверглись гофрировке с большим радиусом изгибов. Эти изгибы — валы и долы — пролегли параллельно простираниям ближайшей дуги альпийско-гималайской зоны. Именно этой гофрировке обязана вытянутость крупнейших среднеазиатских хребтов вдоль параллелей.
Своя жизнь у понижений, разделяющих горы. Иногда котловины, дно которых тоже поднимается, лишь отстают от растущих рядом хребтов — так ведут себя Иссыккульская и Нарынская котловины Тянь-Шаня. Но есть случаи, когда сами впадины опускаются, а днища их находятся выше уровня моря только потому, что, и прогибаясь, заполняются наносами с соседних гор. По окраинам эти наносы и сами испытывают смятия — так ведут себя впадины Ферганская, Илийская, Южно-Таджикская.
Горы Средней Азии — одни из сейсмичнейших в мире. В 1887 и 1911 годах был разрушен Верный, ныне Алма-Ата, в 1902 году — Андижан. В 1911 году толчок потряс запад Памира и вызвал обвал, создавший Сарезское озеро. В 1948 году страшно разрушило Ашхабад, в 1949-м — Гарм и Хаит, в 1966-м — Ташкент. Быстрое восстановление обеих столиц в сейсмостойком варианте показало, как можно противостоять стихии в самых сейсмичных подгорных зонах.
Эти горы — важный климатораздел, барьер, выросший на пути влажных западных воздушных масс в глубь континента. Словно загадочные призраки видны снежные хребты сквозь пыльную дымку со знойных пустынных равнин Турана. Но часто бывает, что и не видны, и не потому, что густа дымка, а из-за плотности туч. Пустыни месяцами не получают ни капли дождя, а невидимая атлантическая влага, удаленная от насыщения, земле не достается. Лишь встречая горные барьеры, воздух поднимается, влага становится видимой и образует на уровнях выше 2–3 километров затяжные туманы, обильные дожди и снегопады. Увлажнение возрастает от подножий к гребням десятикратно. Влагу консервируют ледники, чтобы потом ею же поить реки пустынь. От режима пополнения и таяния этих «ледохранилищ» зависит водоснабжение предгорных равнин, а с ним и орошение полей. Поэтому важно ледники изучать.
.jpg "Рельеф ледника. Фото Сергея Ляховца")
В горах Средней Азии они длиннейшие в стране. «Реки льда» принимают в себя ледовые же притоки. Древовидные ледники тут так характерны, что и названы туркестанскими. Каждый их приток выносит на стрежень свою боковую морену, и она начинает сопровождать осевую морену основного ледника. Поэтому срединные морены древовидных ледников обычно состоят из нескольких параллельных насыпей и напоминают картину многоколейных железнодорожных путей.
Нередко с водой приходится даже бороться. При летних ливнях и при прорыве озерных запруд бывает, что к подножиям гор устремляются грязе-каменные потоки — сели. Теперь противоселевой службой обеспечены целые районы: ведется надзор за «подозрительными» горными озерами, которые могут грозить прорывом, на путях возможных селей сооружаются преграды.
Заснеженные пики видны с улиц почти любого крупного города Средней Азии. Для многих горожан эти горы выглядят нереальным миром. Но сколько в них притягательной силы для тех, кто хоть раз вкусил соблазнов горного туризма! Это мир поражающего величия природы, одна из колыбелей нашего альпинизма. Над всеми заоблачными высями господствуют семитысячники — пик Коммунизма (7495 метров), пик Победы (7439), пик Ленина (7139) и пик Евгении Корженевской (7105).
Горы Средней Азии не просто высоки, но и многоярусны. Приподнятые предгорные шлейфы и террасы густо иссечены оврагами и образуют полосы горно-пустынных и полупустынных дурных земель — адыров. Нижнегорные ступени — это передовые гряды — прилавки. В пригребневых зонах уцелели лоскуты древних выровненных поверхностей, а на востоке Памира и в Центральном Тянь-Шане — целые плоскогорья. Даже у заостренных гребней на больших протяжениях видны единые уровни с высотами порядка 4–6 тысяч метров.
Многоэтажна и живая природа, сменяющаяся от пустынь в подножиях к вечным снегам и льдам у вершин зонами горных полупустынь и степей, лесостепи и лугов; есть фисташковые и арчовые редколесья. На каменистых участках много колючих подушковидных кустарников. В ветровой тени, где нисходящие токи воздуха удаляются от насыщения, луга сменяются горными степями и даже высокогорными пустынями.
Рассмотрим далее крупные группы гор Средней Азии по отдельности, в направлении с северо-востока на юго-запад, начав с Тянь-Шаня.
Хотя теперь и принято разделять Тянь-Шань и Гиссаро-Алай, нет резона проходить мимо многих черт их сходства. Напоминают о нем прежде всего глубинные сопряжения структур юго-восточных ветвей Урала и Внутреннего Казахстана, погруженных под приаральскую часть Туранской плиты, с тяньшанскими и гиссаро-алайскими. Обе горные системы высятся на приподнятом фланге Урало-Тяньшанской дуги, у обеих молодая широтная гофрировка смяла в складки большого радиуса весьма древний сложноскладчатый субстрат. Юнейшие альпийские складки наложились на ранее существовавшие структуры. В сочетании с мощным общим поднятием это создало возрожденные горные страны. Нигде в нашей стране такие древние складчатые сооружения не подвергались столь интенсивным новейшим поднятиям и не возносились так высоко.
Роднит между собой обе горные страны мощное современное оледенение, подверженность селевым потокам. Много общих черт у высотной зональности ландшафта. Но горно-еловая лесостепь, столь характерная для северных склонов тяньшанских хребтов, на аналогичных покатостях Гиссаро-Алая замещается арчовым редколесьем. Зато на юге обеих горных стран красуются уцелевшие массивы пышных широколиственных лесов.
Сопоставимы по обилию полезными ископаемыми недра этих гор. Особенно замечательна их рудоносность — богатство рудами цветных, малых и редких металлов, а также наличие нефти в котловинах.
На границе Сибири и Средней Азии. Чтобы попасть из гор Южной Сибири на Тянь-Шань, нужно пересечь Зайсанскую котловину, дренируемую Иртышом. Уже было сказано, что плотина Бухтарминской ГЭС подняла на 7 метров уровень всего озера Зайсан и заставила его затопить ближайшие берега. Подпор распространился на 100 километров вверх по впадающему в озеро Черному Иртышу. Глубины были так незначительны, что и сейчас редко превышают 10 метров. Водоем судоходен — по нему движутся быстрые «Ракеты» и «Метеоры», грузовые танкеры и баржи. Лед бывает толщиной в метр-полтора. Весной он не столько тает, сколько съедается солнцем на испарение. Сейнеры ловят немало рыбы и терпят настоящие морские штормы.
Своего имени расширившийся Зайсан не лишился и продолжает радовать глаз неоглядным простором и шелковисто-белесым блеском водной глади. Зима в котловине по-сибирски сурова, полупустыня больше среднеазиатская, но подобные плоскодонные впадины куда характернее для Центральной Азии. Вся котловина — это как бы залив центральноазиатских ландшафтов.
Горы Тарбагатай и Саур с трехкилометровыми высотами — это тоже буфер между Южной Сибирью и Средней Азией. На склонах еще тайга, в предгорьях — полупустыня, но обширнее всего тут горные степи. У южных подножий Тарбагатая в Синьцзян уходит издревле известный торговый Чугучакский тракт.
От северо-восточного фасада Тянь-Шаня — гор Джунгарского Алатау — Тарбагатай отделен плоскодонным тектоническим понижением, прямым продолжением Балхаш-Алакольской полосы впадин. Это щебнисто-пустынный коридор с вечными сквозняками, выдувающими весь мелкозем, небезызвестные в мировой истории Джунгарские Ворота — удобнейший, лишенный барьеров проход с центральноазиатских плоскогорий в Казахстан. Он служил одной из важнейших трасс былых переселений народов.
Горы Средней Азии (Тянь-Шань, Гиссаро-Алай, Памир)
Тянь-Шань простерся с запада на восток на 2500 километров, из них 1500 приходятся на территории советских республик — Казахстан, Узбекистан и Киргизию, а восточная тысяча уходит в Синьцзян. Высокую часть нагорья, господствующую над Таримской котловиной, китайские географы еще в древности назвали Тянь-Шанем, то есть «небесными горами». Позже русские географы распространили это название и на хребты, сопровождающие Центральный Тянь-Шань с севера и запада. Естественно сложилось и дальнейшее деление нагорья — в нашей его части различают группы хребтов под названиями Северный, Западный и Внутренний Тянь-Шань (помимо упомянутого уже Центрального). К подножиям припали наклонные равнины — их влаге обязано больше половины крупнейших оазисов Средней Азии.
Многие хребты на западе и в центре превышают 4 километра и несут вечные снега и ледники. К юго-востоку высоты растут. Уже Терскей-Алатау возносит вершины за 5, а Кокшалтау достигает 6 километров. У восточного стыка этих хребтов особенно грандиозен Центральный Тянь-Шань.
В мезозое и начале кайнозоя Тянь-Шань, построенный палеозойскими складками, был выровнен, но в неогене подвергся мощным горообразовательным движениям — расколам и смятиям в крупные складки. В это время он и был воздвигнут как возрожденное нагорье. Уцелевшие на высотах 3–4 километров плоскогорья с вечномерзлым грунтом — сырты — заняты отличными лугово-степными пастбищами.
Вечная мерзлота — северный феномен на солнечном юге — развита в малоснежных районах. Промерзшие «до нутра» вершины никогда не оттаивают. Как и в приполярных тундрах, тут видны оплывающие и разбитые на многоугольники грунты, бугры вспучивания, просадки над протаивающими линзами льда, ледяные клинья. Над речками зимой стоит пар — замурованная намерзающим льдом вода изливается в трещины и образует вполне сибирские по виду наледи.
Тянь-Шань — один из мощнейших в нашей стране очагов современного горного оледенения. Некоторые долинные ледники тянутся на десятки километров. А есть и забавные «ледники плоских вершин», лежащие неподвижными телами на плоскогорьях и лишенные областей питания. Над ними нет склонов, откуда мог бы притекать лед и обваливаться снег; нет у них и оттекающих языков. Ежегодное таянье не превышает прихода снега за счет осадков, выпадающих на поверхность самих ледников.
О двукратном древнем оледенении рассказывают два рода свидетельств. Плащи морен с валунами, выстилающие поверхность сыртовых плоскогорий, помогают заключить, что первое, наибольшее из двух оледенений залегало обширными покровами. А иззубренные по-альпийски пики наиболее высоких хребтов, циркообразные кресловины и корытообразные долины с более свежими нагромождениями морен доказывают, что их могло изваять только последнее, недавнее оледенение, языки которого не выползали на плоскогорья.
Похолодания ледниковых эпох и сами ледники существенно обеднили живую природу. От широколиственных лесов, покрывавших склоны прежде, уцелели лишь массивы ореховых и других «дикоплодных» деревьев на юге Ферганского хребта и Чаткала. На севере Тянь-Шаня от былых смешанных лесов сохранились только более выносливые яблонево-боярковые насаждения. Выше по склонам их сменяют перелески из тяньшанской ели. Этот авангард восточноазиатских ельников прижился на теневых склонах выше 1200 метров; южные же склоны завоеваны горными степями, нередко высокотравными.
Ели Тянь-Шаня так стройны, что их недаром сравнивают с кипарисамиРост гор усиливал изоляцию впадин и плоскогорий, что иссушало их климат и помогало расселяться здесь пустынно-степным растениям и животным из Центральной Азии.
Хребет Терскей-Алатау
В двух местах нагорье пересечено транстяньшанскими трактами. Нарынская автомагистраль ведет из Чуйской долины по Боамскому ущелью в Иссыккульскую котловину, пересекает в сквозном ущелье оконечность хребта Терскей-Алатау и через перевал Долон высотой свыше 3 километров спускается в Нарынскую котловину Внутреннего Тянь-Шаня. За озером Чатыркёль тракт уходит в Кашгар через хребет Кокшалтау. Сусамырский, или Великий Киргизский, тракт соединяет Чуйскую долину с Ферганской котловиной. Он преодолевает Киргизский хребет с помощью тоннеля под перевалом Тюз-Ашуу («горб верблюда», 3586 метров), через Сусамырские сырты выходит к долине прорыва Нарына сквозь Ферганский хребет и служит важнейшей артерией для связи с городами, возникшими у гидростанций Нарынского каскада, — Токтогулом, Кара-Кулем, углепромышленным Таш-Кумыром. Трасса приводит в Джалалабадский и Ошский оазисы Ферганы.
Джунгарский Алатау напрасно называют хребтом — это целая горная страна, северо-восточное звено Тянь-Шаня. Оно отделено от остального нагорья плоскодонной Илийской впадиной, а связано с ним только перемычкой Боро-хоро за пределами нашей страны. Это как бы самостоятельный Тянь-Шань в миниатюре. Здесь есть и ельники на северных склонах, и горные степи на южных, и пустынно-степные предгорья, и пригребневые поверхности с вечной мерзлотой; есть горные луга и альпийские высокогорья с ледниками и вершинами выше 4000 метров. Есть и свои внутригорные долы с полупустынным ландшафтом. Недра содержат ценные руды, например полиметаллические у Текели.
У «джунгарского Тянь-Шаня» свой ореол цветущих наклонных равнин с присущей только им известностью. Особенно хорошо обеспечены влагой теневая покатость гор и их западные долины, открытые к благодатно-плодородному Семиречью. Под этим названием объединяют всю южную покатость Балхаш-Алакольской впадины, прежде всего Джетысу — «землю семи рек», впадающих в Балхаш или иссякающих в сухих дельтах. Таким образом в Семиречье включается и более западная равнина подножий Заилийского Алатау (город Верный был административным центром Семиреченской области). Сердцем восточного Семиречья теперь служит утопающий в парках областной город Талды-Курган.
Северный Тянь-Шань создает внешнюю раму для срединных частей нагорья. Фасадную цепь хребтов здесь образуют Кетмень, Заилийский и Киргизский Алатау. Над Алма-Атой рама оказалась двойной — параллельно Заилийскому с юга совсем рядом тянется хребет Кунгей-Алатау, господствующий над Иссык-Кулем. В виде косого северо-западного отрога от оконечности Заилийского Алатау отходят кулисы Чу-Илийских гор, водораздельное значение которых отражено в самом их названии.
Популярнейший район Тянь-Шаня — Заилийский Алатау. Известность ему принесла близость к Алма-Ате и красота горно-лесных и альпийских ландшафтов. Около 900 квадратных километров их охраняется в Алма-Атинском заповеднике, где горы увенчаны великолепным пятитысячником — снежным массивом Талгар.
В 1963 году один из уголков этих гор стал ареной страшной катастрофы. Покоем и красой радовала «алма-атинская Рица» — озеро Иссык (не путать с Иссык-Кулем!), подпруженное лет 800 назад обвалом в горной долине, — сине-зеленое око среди круч, поросших ельником, любимое место отдыха алмаатинцев.
В солнечный день раздался гром... среди ясного неба! В озеро с артиллерийским грохотом ворвался грязе-каменный поток, возникший при прорыве моренного озерца в верховьях речки Иссычки. Селевая масса переполнила водоем, прорвала древнюю запруду, и сквозь зияющий проран глубиной в сотни метров вниз по Иссычке устремилось 5 миллионов кубометров воды. Это был уже не грязе-каменный, а «водо-каменный» поток — он ворочал и катил каменья с дом высотой, корчевал деревья, снес несколько улиц в подгорном селении и устремился в Или, в которую впадал до разбора его вод на орошение. «Трофеи» были унесены по Или даже в Балхаш. Теперь решено возродить Иссык — вернуть опорожненной котловине былую озерную красоту.
Двухступенный иссыкский сель не первый заставил задуматься, как предотвращать подобные катастрофы, уже были случаи, когда от селевых «нашествий» страдали города и села, в их числе и Алма-Ата. Ведь сами наклонные равнины, на которых построены города, сложены выносами этих грозных и неуправляемых потоков. Значит, нужно надежнее ограждать уязвимые объекты. Особенно грозные сели свергались на Алма-Ату из долины Малой Алматинки, в которой расположен популярный стадион Медео. Теперь его имя достойно не одной спортивной славы. В 60-х годах тут была с помощью направленных взрывов воздвигнута противоселевая плотина почти стометровой высоты. В 1973 году она выдержала «проверку боем» и остановила первый же крупный сель. Но плотина оказалась на пределе. «Против гор могут устоять только горы», — говорили тогда и надстроили плотину-гору на 50 метров.
Еще одну плотину воздвигли в соседней долине — реки Большой Алматинки. А Бартогайское водохранилище в верховьях Чилика площадью 14 квадратных километров и в 1/3 кубокилометра емкостью даст воду в Большой Алматинский канал, к своей тезке-реке отношения не имеющий. Его прокладывают вдоль подошвы Заилийского Алатау более чем на 100 километров. Десятки дюкеров (подземных водоводов) позволят ему пересечь низовья многих речек, текущих с хребта. Вода придет к полям подножий, и даже Алма-Ата окажется как бы на полноводной реке!
Конечно, близость гор приносит горожанам оазисов не одни селевые тревоги: она радует их и великолепием ландшафтов — лесных и альпийских и в то же время в полном смысле слова пригородных. В пределах легкой досягаемости под Алма-Атой, а точнее, над ней, как и над Фрунзе и Ташкентом, находятся вереницы турбаз, горнолыжных комплексов и здравниц — климатических, кумысных, бальнеологических.
Интересно сопоставить облик двух наклонных равнин, на которых выросли Алма-Ата и Фрунзе — столицы, утопающие в тенистой зелени аллей и парков. Вдоль подножий гор протекают на средних отрезках своих течений Или и Чу. Но Или, удаленная от подошвы на 50–70 километров, не участвует в орошении подгорных оазисов — все они находятся на иждивении только речек, текущих прямо с Заилийского Алатау. Иная картина в Киргизии. Чу, выйдя к подошве наклонной равнины, повернула на запад и стала тут сама главным источником орошения, питая каналы Большой Чуйский (БЧК), Атбашинский и другие; вся долина между Чу-Илийскими горами и Киргизским хребтом зовется Чуйской. В обеих полосах земледелие ведется по-среднеазиатски — орошаемое, но из южных культур на этих высотах (700–900 метров) уживаются только рис и виноград. Преобладают поля пшеницы и желтого табака, бахчи, огороды. Окрестности Алма-Аты славятся яблоневыми садами, где вызревают удивительных размеров яблоки «апорт». Чумышский гидроузел командует орошением всей долины.
Северный Тянь-Шань отделен от Внутреннего обширной Иссыккульской тектонической и поныне сейсмичной котловиной, в которой простерлось удивительное творение природы — Иссык-Куль, «теплое», то есть незамерзающее, озеро-море, поверхность которого вознесена более чем на 1600 метров над уровнем океана. Водоем огромен: вдоль по его длине за 178 километров горизонт не просматривается, впечатление такое, как будто видишь большой залив открытого моря. Поперек озера за 60 километров берега тоже почти не были бы видны, но над ними встают горные хребты Кунгей- и Терскей-Алатау высотой по 4–5 километров. Особенно эффектна картина, когда их снежные гребни удваиваются отражениями в озере. А глубины тут и вовсе морские — немногим меньше 700 метров.
Совсем рядом с озером, почти касаясь его западного угла, протекает Чу, только что перед этим покинувшая Орто-Токойское водохранилище. Связь ее с озером не раз возобновлялась по временному водотоку, но теперь сток по Боамскому ущелью увлек за собой всю реку.
Район у западной оконечности Иссык-Куля малопривлекателен, порт Рыбачье только недавно украсили посадки зелени. Восточнее природа побережий становится богаче — прямой ответ на рост увлажнения: у противоположного конца озера дождей выпадает в 5–6 раз больше, чем на западе. Влажные ветры с водоема тут поистине вдохнули жизнь в ландшафт: колышутся пшеничные нивы, зеленеют бахчи и огороды; аллеи тополей и цветущие сады напоминают пейзажи Украины и Кубани. Неподалеку от купающегося в садах Пржевальска, на берегу одного из заливов, стоит обелиск с изображением орла и барельефом — это памятник на могиле скончавшегося здесь путешественника Пржевальского.
Дивные купания, все прелести морского юга, но без жары даже в разгар лета (сказывается высота!), целебные источники и величие горно-озерного ландшафта — все это снискало Иссык-Кулю ранг здравницы всесоюзного значения. Особенно животворен курорт на радоновых источниках в долине «семи быков» — Джеты-Огуз; так по-киргизски названы вычурные утесы из кирпично-красного песчаника у подножий Терскея.
Часть днища котловины и прилегающих горных склонов охраняется на девяти обособленных участках Иссык-Кульского заповедника.
Вместе с Каспием, Аралом и Балхашом Иссык-Куль делит судьбу безотточных озер, жизнь которых зависит от притока речных вод. Истратили их на орошение, сократился сток из-за перерубов леса — озеро в ответ понизило уровень на 3 метра.
Чингиз Айтматов сравнил его зеркало с неотвратимо сокращающейся шагреневой кожей и вдохновенно призвал спасать «хрупкий жемчуг Иссык-Куля». Ведь страдает и сам водоем, и окружающий ландшафт.
Пожалуй, одни археологи порадовались уходу воды от берегов. Когда-то озеро поднялось и затопило прибрежные сооружения — для их изучения снаряжали водолазов. Теперь подводные тайны стали доступны для сухопутных раскопок. В древних илах уже найдены средневековые кирпичи и черепки посуды, а каменные орудия оказались даже неандертальскими.
Чтобы поддержать красу и славу Иссык-Куля, нужно решительнее охранять озеро от загрязнений; резко сократить рубки; хотя бы частично переориентировать поливное зерновое и кормовое земледелие на менее водоемкое садоводство... Но все чаще раздаются призывы долить реки, питающие озеро, водой из соседних бассейнов. Проще всего вернуть сюда реку Чу. Но ее вода нужна полям Чуйской долины. Увести ее из притоков среднего течения Или? Но это создаст еще одну статью ущерба для водного баланса Балхаша.
Поддержание достоинств Иссык-Куля — одна из не до конца решенных проблем природопользования в Средней Азии.
К югу от Терскея громоздится самая поднебесная часть нагорья — высокогорно-пустынный Центральный Тянь-Шань. На востоке, на границе с Китаем, вознесся исполинский узел Мустаг (ледяные горы) с 6–7-километровыми высотами. Среди древовидных ледников находится Иныльчек, второй по длине в стране (59 километров).
Ледник Северный Иныльчек
При слиянии двух его ветвей неистово синеет в ледовых берегах невероятное озеро, которое называют гудящим и даже говорящим за периодически возникающий в нем гул. Воды эпизодически уходят через пустоты во льду, понижая уровень на десятки метров или даже вовсе опорожняя дикую ледяную ванну с севшими на мель «беломраморными» айсбергами. Затем многокилометровый водоотводный тоннель закупоривается, и водоем наполняется вновь. Озеро носит имя открывшего его географа и альпиниста Мерцбахера.
Южный фасад гор образован восточными звеньями пограничной цепи — хребта Кокшалтау, увенчанного второй по высоте вершиной страны — пиком Победы. А на срединном отроге Меридионального хребта поднимается легендарный Хан-Тенгри — «повелитель небесных сил». Его популярности особенно содействовала чеканная правильность пирамидального пика и то, что он кульминирует над соседними вершинами заметнее, чем более расплывчатый пик Победы.
Западнее простирается Внутренний Тянь-Шань, его же называют сыртовым, или краем джайлоо — летних пастбищ. Спокойное, хотя и быстрое течение рек на плесах продольных долин сменяется клокочущими порогами в сквозных поперечных теснинах. На сыртах выше 3 километров покоятся два обширных озера — пресный проточный Сонкёль и безотточный горько-солоноватый Чатыркёль. Еще недавно ледяные воды Сонкёля считались мертвыми, но теперь в нем развели сибирскую пелядь и чира.
Стержневая река тут Нарын, энергетический богатырь. Около 6 миллионов киловатт более чем на 20 гидростанциях позволят получить перепады его русла в сквозных долинах. Всего будет создано шесть каскадов. Первым завершается могучий Нижне-Нарынский каскад в составе Токтогульской, Курпсайской, Ташкумырской и двух Учкурганских гидростанций. Здесь на полную мощность — почти миллион с четвертью киловатт — работает Токтогульская ГЭС. Ее водохранилище вместило свыше 19 кубокилометров воды, а подпрудившая его у молодого города Кара-Куль плотина поднялась более чем на 200 метров. Ниже путь иззелена-бирюзовым водам Нарына уже преградила плотина Курпсайской ГЭС.
С юго-запада Внутренний Тянь-Шань огражден косопрочерченным на карте Ферганским хребтом, который в новейшее время был поднят вдоль древнего глубинного разлома. Его предгорья угленосны и нефтеносны, на горячих водах вырос город-курорт Джалал-Абад.
На нижних склонах хребта хороши реликтовые, унаследованные с дочетвертичного времени ореховые леса. Они же продолжаются и западнее, по южным склонам Угамского хребта и Чаткала.
Крайний западный выступ Тянь-Шаня так и именуется Западным Тянь-Шанем. К горному узлу Таласского Алатау, увенчанному вершиной Манас высотой 4,5 километра, примыкает решетка хребтов, дружно вытянутых в пять параллельных рядов и разделенных большими продольными долинами.
На юге особенно известна угленосная долина Ахангарана (Ангрена). Одну из более северных долин прославил своим каскадом из 18 гидростанций Чирчик, а к ней открываются крупные долины его притоков — Чаткала, Пскема и Угама, по именам которых названы и примыкающие к ним хребты.
Объединенная дельта Чирчика и Ахангарана у западного торца этой «пачки» хребтов образует один из богатейших оазисов Средней Азии — Ташкентский. На его пространстве сложно переплетены многочисленные следы 2000-летней истории. Сегодня он занят огромным городом с целым роем городов-спутников. Ташкент, восстановленный и преображенный после катастрофического землетрясения 1966 года, щедро украшен зеленью парков и аллей, зеркалами водоемов.
На севере понижение между хребтами Киргизским и Таласским Алатау занято цветущей Таласской долиной, при выходе из которой у гор расположился богатый Джамбулский оазис. Западнее от Тянь-Шаня уходит как бы наотмашь занесенная шашка — хребет Каратау — «черные горы». Угол между ним и другими хребтами Западного Тянь-Шаня заполнен слившимися дельтами Арыси и ее притоков — это еще один цветущий оазис — Чимкентский.
Ни одна часть Тянь-Шаня не одарена так щедро минеральными богатствами, как западная. На фоне исчерна-серых склонов Каратау белеют кварталы Кентау и Ачисая, где добывают руды полиметаллов, города Жанатас и Каратау — тут один из крупнейших в мире фосфоритовых бассейнов. Он вытянут вдоль гор на 125 километров и содержит более полутора миллиардов тонн фосфоритов.
Особенно рудоносен Кураминский хребет с кулисой Карамазор. По спектру сосредоточенных здесь минералов его сравнивают, пусть и не без преувеличения, кто с Уралом, кто с Кольским полуостровом. Перечислим только руды — железа и меди, полиметаллов, вольфрама, молибдена, висмута, ртути, мышьяка, кадмия, ряда редких металлов; есть и золото.
Кураминские недра были известны издревле. Памятниками труда древних горняков выглядят видные и сегодня штольни и другие выработки руд серебра и меди — средневековые рудники Кани-мансура близ Адрасмана, знаменитого сегодня своим висмутом, или Кансая — ртутью. Полиметаллы и медь сопутствуют друг другу в особенно богатом рудном районе Алмалыка, Алтынтопкана и Куруксая.
Ангрен — кочегарка, содержащая около четверти запасов угля Средней Азии. Добыча тут идет и шахтная, и с поверхности. На базе Ахангаранской «долины сокровищ» и ближних гор формируется Чаткало-Кураминский территориально-производственный комплекс с выгодным взаиморазмещением и взаимодействием добывающих и обрабатывающих предприятий.
Для обитателей Ташкента Западный Тянь-Шань — прохладные и зеленые пригородные окрестности, любимые места отдыха. Особенно хороша поездка к Чарваку и Чимгану. Выше устья реки Угам Чирчик перепружен самой большой на всем каскаде (полуторастаметровой высоты) плотиной Чарвакской ГЭС. Мощность ее — 600 тысяч киловатт. Два кубокилометра воды вошли заливами в устьевые отрезки долин Чаткала и Пскема, образующих Чирчик, создав акваторию около 40 квадратных километров. Чудесные воспоминания оставляет поездка вокруг водоема и панорамы с кругозорной площадки над плотиной.
Вокруг водохранилища простерся благословенный угол Западного Чаткала — местность Бостандык и зовущая горнолыжников долина Чимгана. Одноименный с ней трехкилометровой высоты горный барьер перехватывает невыпавшую влагу из ветров, пересекших пустыню, и на долю Бостандыка достается до 1000 миллиметров осадков в год — втрое больше, чем в Ташкенте. Здесь, как и на юге Чаткальского хребта, буйствуют заросли диких яблонь, красуются рощи грецкого ореха, самые северные в Средней Азии.
У южной подошвы Чаткала возникли курорты. Самый известный из них — термальный сероводородно-радоновый Чартак — стал всесоюзной здравницей.
Четыре крупных участка природы Западного Тянь-Шаня заповеданы. Более 350 квадратных километров занимает Чаткальский заповедник, ближайший к Ташкенту, свыше 180 — Беш-Аральский в долине Чаткала, около 240 — Сары-Челекский, близ стыка Чаткальского хребта с Таласским, и 730 квадратных километров — Аксу-Джабаглинский на Угамском хребте и оконечности Таласского Алатау. Все это величавые горные территории с высотами до 3–4 километров, в Аксу-Джабаглы — с десятками ледников. Имя Сары-Челекскому заповеднику дало одно из лучших украшений среднеазиатской природы — озеро Сары-Челек, расположенное на двухкилометровой высоте.
Ферганская котловина. Горы Тянь-Шаня и Гиссаро-Алая, на востоке прочно соединенные Ферганским хребтом, а на западе вплотную примыкающие к горловине Фархадских Ворот Сырдарьи, широко расступаются между этими узлами, обнимая гигантскую котловину, за которой почему-то закрепилось имя «Ферганская долина», хотя ничего похожего на долину тут нет. Этот удивительный по размерам и правильности очертаний тектонический овал оседания с диаметрами 325 километров по параллели и до 90 — по меридиану занимает площадь более 22 тысяч квадратных километров. За свои богатства Фергана и в прошлом числилась жемчужиной Российской империи.
О том, что в древности котловина была средоточием различных цивилизаций, напоминают следы античных городищ и памятники средневековья. Сегодня это одна из самых цветущих территорий Средней Азии, поделенная между тремя союзными республиками — Узбекистаном, Таджикистаном и Киргизией. Стране она дает около четверти всех сборов хлопка и треть — коконов шелкопряда.
Эта котловина — издревле унаследованный и доныне сейсмичный прогиб, складчатый фундамент которого погружен на километры. Дно ее давно оказалось бы ниже уровня океана (так было, когда сюда проникал залив дочетвертичного сарматского моря), если бы это прогибание не восполнялось интенсивным приносом щебня и гальки с окружающих гор. Современное дно котловины лежит на высотах до 1000 метров на востоке и 300 на западе.
Хребты изолируют котловину от влажных ветров. Днищу ее перепадает за год лишь скупая пустынная доза дождей — 100—150 миллиметров, и только предгорья получают чуть больше (до 300). Поэтому на равнинном дне господствует пустыня, а на периферии — горные пустыни подножий, выше переходящие в горные же полупустыни. Горы защищают впадину от холодных ветров (средняя температура января не спускается ниже минус 3°) и делятся с ней влагой, стекающей со склонов.
Кольцо богатых оазисов обняло Фергану. Их поят и поверхностные водотоки, и мощный шлейф подземного стока под предгорными наносами. Вдоль северной границы Ферганского эллипса течет транзитная Сырдарья, образуемая слиянием Карадарьи и Нарына. Их водами питаются крупные магистральные каналы — Большой, Северный и Южный Ферганские — первенцы всенародных строек времен довоенных пятилеток и многие новейшие каналы. Безводные плоскости украшены водохранилищами Учкурганским, Кайраккумским, Фархадским, но последнее успело сильно заилиться.
Кроме хоровода городов и дорог, связывающих это кольцо оазисов, Фергана окольцована также сетью газопроводов и единой системой управления всеми питающими ее каналами. В орошении участвуют и поперечные реки, даже иссякающие поэтому в сухих дельтах. Они тоже словно в хороводе взялись за руки — их низовья сообщаются каналами, которые позволяют регулировать водоснабжение и передавать воду соседям, у которых в ней возникла нужда.
Часть галечно-щебневых выносов была вовлечена в сводовые воздымания соседних хребтов. Так возникли прихотливо изрезанные оврагами (саями) дурные земли: конгломератовые и лёссовые адыры, обнимающие почти всю Фергану. Местами и даже в осевой части впадины эти молодые наносы испытали недавние смятия и высятся удивительными юноскладчатыми кряжами внушительных размеров. В некоторых из них выжаты вверх купола из каменной соли.
Господствует культурный ландшафт — бескрайние поля хлопчатника, прорезанные веерами арыков, зеленые массивы садов, бахчей и виноградников, аллеи тополей и шелковицы, белой акации, платанов и карагачей. В оазисах выросли крупные города: Ленинабад, Андижан, Фергана, Коканд, Ош, Наманган, Маргилан. Все большую известность приобретают курорты; самый перспективный из них — сероводородный Чимион, «ферганская Мацеста».
Гиссаро-Алай. В нагромождении высочайших хребтов между Тянь-Шанем и Памиром выделяется своеобразная буферная зона с Алайским хребтом на востоке и веером хребтов Гиссара на западе. Долгое время не было единого мнения, к чему относить эту полосу гор: одни причисляли ее к Памиру и говорили как о чем-то едином, о Памиро-Алае; другие считали, что сюда, вплотную к Памиру, примыкает крайний юго-западный выступ Тянь-Шаня. Но от Тянь-Шаня эта полоса гор отделена огромной Ферганской котловиной, а от Памира — глубоким желобом Алайской долины. Да и строение недр отлично от присущего обоим соседним нагорьям. Вот почему стало общепринятым выделение самостоятельной горной системы под именем Гиссаро-Алая, противопоставляемой как Тянь-Шаню, так и Памиру.
Близкое соседство льдистых высей северного и сухих субтропиков Южного Таджикистана... Ярчайшие краски рек и озер, цветущих садов и лугов, даже самих скал, переливающихся всеми цветами каменной радуги — так пестры слагающие их породы... Гигантские плотины и водохранилища... Все это Гиссаро-Алай, несимметричный вал с более сухим и пологим северным скатом и сильнее увлажненным крутым южным (север получает до 450, юг — 600–1200 миллиметров осадков в год). На внутренних склонах гор и в долинах резко возрастают сухость, каменистость, обилие почти оголенных скал — тут и осадков за год выпадает лишь 150 миллиметров.
Длина вала около 750 километров, а ширина на разных отрезках различна. На востоке это один Алайский хребет, в поперечнике всего 70–90 километров. В средней части Кухистан — «страна гор» — расширяется более чем вдвое, но расчленяется на три параллельных хребта: Туркестанский, Зеравшанский и Гиссарский. Западные ветви Гиссара расходятся веером на 350 километров. На северо-запад косым пером по отношению к широтным хребтам отходит невзрачная цепь Мальгузар — Нуратау. С юга к Гиссару примыкает решетка кряжей Южного Таджикистана с густонаселенными долинами.
У самых крупных хребтов — высокогорно-альпийский облик и мощные ледники. В Матчинском узле высотой до 5621 метра, где Алай раздваивается на Туркестанский и Зеравшанский хребты, древовидный Зеравшанский ледник имеет длину почти 25 километров.
Северная покатость Гиссаро-Алая обращена к Ферганской котловине. Южнее города Ферганы популярен горноклиматический курорт Хамзаабад в долине Шахимардана, у красивых озер. Самая обитаемая часть внутри Гиссаро-Алая — долина Зеравшана, сильно террасированная, словно разлинованная в пять ярусов площадок и бровок. Ее расширения образуют Пенджикентскую котловину, а в низовьях — Самаркандский оазис. Тугаи поймы Зеравшана и его сухой дельты охраняются в Зеравшанском и Каракульском заповедниках. Археологи раскопали городище древнего Пенджикента времен античной Согдианы. Интересны и памятники средних веков.
В 1964 году и эту долину не миновал катастрофический оползень-обвал, запрудивший реку близ поселка Айни. Прорыв запруды грозил бедствием для всей нижележащей долины. Взрывом прорубили трассу для отвода воды — она была слита 60-метровым водопадом.
Зеравшанский хребет с высотами до 5489 метров (гора Чимтарга) точнее было бы называть цепью — он насквозь прорезан ущельями левых притоков Зеравшана, продольные верховья которых и уходящая на запад Кашкадарья отделяют его от более южного Гиссара. Здесь много первоклассных природных феноменов: цепочка великолепных Маргузорских озер, нанизанных как бусы на нитку реки Шинг, клокочущий порог Ягноба, пробившего циклопические каменные завалы; Искандердарья, вытекающая 30-метровым водопадом из обвально-запрудного озера Искандеркуль, тоже одного из красивейших в Средней Азии.
Недра и тут рудоносны. Пояс сурьмяно-ртутных месторождений протянулся вдоль северного склона. Есть руды вольфрама, запасы флюорита.
В коксующихся углях близ Ягноба веками длится подземный пожар, возникший в результате самовозгорания — о нем знали уже в X столетии. Вдоль Ферганских предгорий вытянуты две гирлянды месторождений — угля и нефти.
Природу охраняют в пяти заповедниках: горно-арчовом Кызылсуйском, Миракинском, Рамит, Зааминском и горно-орехоплодном Нуратинском. Первые два расположены в бассейне реки Кашкадарья, третий — в верховьях Кафирнигана, четвертый — в районе, где хребет Мальгузар примыкает к Туркестанскому, а пятый — на склонах крайней северо-западной ветви Гиссаро-Алая — хребта Нуратау. Винторогого козла, занесенного в Красную книгу, охраняют в горах Кугитангтау и Южном Таджикистане. На северной покатости Туркестанского хребта организован природный национальный парк.
Трансгиссарская автотрасса Ленинабад — Душанбе пересекает все три хребта (два через перевалы, Зеравшанский — по сквозному ущелью Фандарьи) и позволяет познакомиться с Гиссаро-Алаем как бы в разрезе. Помимо «обычной» красоты горноальпийских высей маршрут пленяет пестротой расцветки скал — интенсивно красных, розовых, лиловатых, зеленых, желтых. Тут же, как на плакате, видны различия между высотными зонами и контрасты противоположных покатостей. В обход Анзобского перевала прокладывают 5-километровый тоннель.
При спуске с Гиссара на юг мы попадаем из мира голых камней под зеленый древесный полог. Место северных арчовых редколесий здесь заняли пышные широколиственные перелески из клена, платана, грецкого ореха и множества диких плодовых деревьев в горных лесосадах. В поясе максимальных осадков (900–1200 миллиметров в год) возможно неполивное земледелие, это «зона обеспеченной богары». На десятках тысяч гектаров развернулись работы по террасным лесонасаждениям.
Протекающий через Душанбе Варзоб (ниже он называется Душанбинкой) поит и городские водопроводы, и Большой Гиссарский канал, проложенный к западу вдоль подножий гор вплоть до бассейна Сурхандарьи. Вдоль восточных подножий Гиссара пролегла по тектоническому шву долина правого истока Вахша — реки Сурхоб. По северо-западному Памирскому тракту (не путать с главным Транспамирским!) здесь легче всего проникнуть к высочайшим хребтам Алая, в Алайскую долину и к семитысячникам Памира. В озеровидных расширениях долины Сурхоба в садах утопают поселки Гарм, Новабад и Хаит, не раз страдавшие от разрушительных землетрясений.
Цепь хребтов Мальгузар — Нуратау рассечена ущельем речки Санзар, узкая часть которого зовется Тамерлановыми или Железными Воротами — в прошлом подступы к столице Тимура Самарканду преграждались в этом дефиле воротами с железной цепью. Теперь тут проложены и шоссе и железная дорога из Ташкента в Самарканд. Санзар пересыхал бы, если бы еще в прошлом веке его не подпоил канал, отведенный из Зеравшана через оконечность Туркестанского хребта. У Санзара даже осенью мутная вода — ведь она зеравшанская, питаемая ледниками.
Юго-западная ветвь Гиссара — цепь Байсунтау — Кугитангтау заходит своей оконечностью в Туркмению и подступает к Амударье. Известный горный проход Железные Ворота (еще одни!), на этот раз таможенные, открывает путь от Карши и Самарканда к Термезу, его именуют Большим Узбекским трактом. Байсунтау и его отроги тоже поражают фантастикой расцветок скальных пород. В горах Кугитанга важны серные месторождения Гаурдага. Известны феерические пещеры с натеками мраморовидного оникса редкой прозрачности. Запасы Карлюкского и Карабильского месторождений калийных солей исчисляются миллиардами тонн.
Восточнее нагромождены глубоко изрезанные ущельями Южно-Таджикские горы, сложенные, как и часть Гиссара, мезокайнозойскими пестроцветными толщами. Восточные хребты среднегорий поднимаются в виде ведущих к Памиру ступеней уже явно выше «средних» (до 3–4 километров). Западные редко превышают 2 километра, но выглядят низкогорьями, ведь разделяющие их котловины сами лежат на уровнях порядка тысячи метров. Среди гор встречаются массивы, сложенные из чистой каменной соли, — такова белоснежная, хотя и бесснежная гора Ходжа-Мумин.
Гордость Таджикистана — гигантская Нурекская ГЭС, «восьмое чудо света», мощностью 2,7 миллиона киловатт, обуздавшая дикий Вахш. Вслед за ней на том же Вахше встает еще более мощная Рогунская ГЭС, самая могучая в Средней Азии. А всего в Вахшском каскаде, считая три ранее созданные станции в низовьях, будут действовать девять ГЭС суммарной мощностью до 10 миллионов киловатт.
Нурек самим именем обязан таджикскому слову «норак» — огонек, свет, луч. В Пулисангин-ском ущелье воздвигнута поднявшаяся до 300 метров плотина — это высота Эйфелевой башни! В условиях величайшей сейсмической активности это чудо гидротехнического строительства. В ответ на сотрясения плотина должна лишь уплотняться, обещая выдержать напор 10,5 кубокилометра воды, удерживаемой ею. Водоем, заливший долину Вахша на 70 километров, спорит своей синевой, очертаниями и размерами с Сарезским озером Памира. Здесь возникло судоходство к створу Рогунской ГЭС. Почти 14-километровый тоннель передает его воду в соседнюю Дангаринскую долину. А ниже Нурекской Вахш прегражден еще одной — Байпазинской плотиной. Она подняла уровень реки на 50 метров; отсюда вода пущена по семикилометровому тоннелю сквозь хребет в Яванскую и Обикиикскую долины, еще недавно безводные. Именно в этих трех долинах вызревает тонковолокнистый египетский хлопчатник.
Вахшская долина, как ни странно, это не синоним всей долины Вахша выше и ниже Нурека, а самостоятельное собственное имя, применяемое только к низовьям реки. Именно оно прославило ее, когда этот район был первым объектом орошения сухих субтропиков Таджикистана. Тут еще задолго до Нурека был создан каскад из трех гидроузлов. Головная плотина 40-метровой высоты позволила скопить 10 кубокилометров воды и затопить долину на 15 километров.
К сожалению, и у самых полезных преобразований ландшафта есть оборотные стороны. В водохранилищах оседает ил, прежде обогащавший поля и зашпаклевывавший трещины в дне арыков. Осветленная вода оскудела питательными веществами — их могут заменить удобрения, хотя и не дешевые. Но кто удержит усилившуюся фильтрацию с потерями от четверти до половины объема воды? И тут нужны немалые средства на облицовку тысяч погонных километров оросительной и дренажной сети.
Многое изменилось в заповеднике «Тигровая Балка». В 30-е годы было взято под охрану более 400 квадратных километров тугайных зарослей в низинах при слиянии Вахша и Пянджа. Природа здесь поражала девственной густотой чащ из тополя-туранги и джиды, зарослей тамариска и дикого сахарного тростника. В камышовых джунглях до 1959 года встречались тигры. Славой «балки» был тугайный бухарский олень хангул — «королевский цветок» фарсидских поэтов. Водились волки, шакалы, гиены, камышовые коты — хаусы. Богат был мир птиц: медлительные лебеди, индийские скворцы майны, фазаны, считающиеся самыми красивыми в мире. Тут же огромные вараны, уйма змей. Заповедник буквально кишел жизнью.
Огромный забор вахшских вод на орошение изменил весь режим заповедной земли и воды: протоки стали мелеть и пересыхать, полегли камыши, начали разбегаться звери... Что ж, закрывать заповедник и осушать его земли, чтобы пустить и их под хлопчатник? Нет, признано полезным продлить заповедный режим этой «лаборатории в природе», но не как эталона первозданного ландшафта, а как объекта изучения процессов, возникших в результате его вынужденного преобразования.
Богатейшая из южнотаджикских долин — Гиссарская. Она вытянулась широкой полосой более чем на сотню километров. Тут влажнее, чем в нижних предгорных долинах (свыше 500 миллиметров дождя в год), а бывают и излишне обильные ливни, приводящие к селям и наводнениям. Условия сухих субтропиков на пределе — на километровой высоте бывает и холодно. Тем не менее в долинах Кафирнигана и Варзоба возникли цветущие оазисы — Орджоникидзеабадский и Душанбинский, в котором выросла молодая столица Таджикистана — Душанбе.
Из города Ош, лежащего в восточном изголовье Ферганской котловины, начинается Транспамирский тракт. Он поднимается на Алайский хребет к перевалу Талдык высотой 3650 метров, откуда совсем короткий спуск приводит в Алайскую долину, днище которой само поднято выше 3 километров. Этот желоб — сейсмичный прогиб, но не опускавшийся: он поднимался вместе со своими бортами, лишь отставая от них в ходе поднятия. Так возник дол, протянувшийся на 190 километров при ширине 25–40.
Размывание красных песчаников Заалайского хребта придало красную окраску даже воде главной реки дола. В тюркоязычной Киргизии верхнее течение реки называется Кызылсу, а ниже ее слияния с Муксу, в фарсоязычном Таджикистане, она получает имя Сурхоб; оба названия означают «красная вода».
Алайскую долину нередко считают преддверием Памира — в ней уже немало типично памирских черт в ландшафте, средние годовые температуры близки к тундровым (+10°), дней без мороза почти не бывает, в западной половине господствуют скудные горные полупустыни. Но в отличие от Памира в восточной части дола сосредоточены роскошные горностепные и даже луговые пастбища с высокопитательными травостоями — тут нагуливаются большие отары овец и косяки лошадей; даже из Ферганы сюда пригоняют скот — летом его скапливается свыше миллиона голов! На более каменистых предгорьях и на древних моренных холмах у заалайских подножий можно видеть стада яков — черта явно памирская.
Словно две белоснежные гряды облаков, парят над днищем и бортами дола полосы надмирных пиков и гребней. На Заалайском хребте многие из них превышают 6 километров, а пик Ленина достигает даже 7134 метров — это третья по высоте вершина нашей страны. Картина редкостного величия, однако при таких абсолютных отметках можно было бы ждать и большего. Примерно так выглядят более низкие альпийские гребни Кавказа, когда смотришь на них с равнин Предкавказья. Ведь тут и цоколь поднят до 3 километров, так что превышение гребней над дном дола оказывается сравнительно умеренным.
Памир. По-фарсидски «па-ми-ихр» означает «подножие бога Солнца» — не отсюда ли сложилось и имя Памир? А с ним срослось и другое возвышающее определение — «крыша мира». Воистину крыша, вознесенная над миром на уровни от 4 до 7 километров. Обитатели Памира шутят, что они на 4 километра ближе к небу, чем остальные жители Земли. Поспорить с ними могут разве лишь люди, живущие в высоких частях Тибетского и Боливийского нагорий.
Памир увенчан высочайшей вершиной страны — пиком Коммунизма (7495 метров, с 1998 года переименован в пик Исмаила Сомони́. — Прим. ред.). А сколько тут еще единственного и наибольшего! Самые глубокие ущелья и самые длинные ледники. Соседство огромных скоплений льда и горно-пустынное безводье. Невероятный под столь низкими широтами (37–39°) район вечномерзлых грунтов. Здесь, как нигде, колоссален размер геологических катастроф, происходящих на глазах человека, но здесь же, выше, чем где-либо у нас, проникают населенные пункты и находит верхний предел высокогорное земледелие...
Каковы границы Памира? В широком смысле слова это нагорье простирается и за рубежи нашей страны. На западе горы Бадахшана продолжаются и на левом берегу Пянджа. На юге Восточный Гиндукуш тоже легко счесть очередным широтным хребтом Памира. Восточнее нашей границы рельеф и ландшафт памирского типа свойственны Кашгарским горам, то есть оконечности Куньлуня. Высшими вершинами «Кашгарского Памира», а значит, и всего нагорья оказываются зарубежные гиганты Конгур (7719 метров) и Мустагата (7546 метров). Но условимся применять понятие Памир только для советской территории.
Строение недр тут сложно и мозаично, как мало где в наших горах. Перемяты и раздроблены толщи огромной мощности, измеряемой десятками километров. Складками и разломами альпийского возраста захватывались и кайнозойские и мезозойские осадочные свиты, а более древние и жесткие структуры дробились и кренились. Нагорье коробилось и сминалось даже в процессе новейшего сводового поднятия, которое имело тут колоссальный размах. Толщи, отлагавшиеся у подножий геологически недавно, в палеогене, находятся теперь на высотах до 5 километров в хребтах Заалайском и Петра Первого.
Есть хребты-памятники ранее существовавшим горам. Обрывы Дарваза словно нашпигованы каменьями. Это обломки тех гор, которые возникли тут на ранних этапах воздымания Памира, но были разрушены. Вверх вознесены напоминающие об этом щебень и галька, сцементированные в конгломераты, их так и именуют дарвазскими. Геологи ценят их золотоносность, а туристы любуются пестротой обрывов — разноцветны и гальки, и скрепляющий их цемент.
Внедрения гранитной магмы и извержения древних вулканов способствовали разнообразному оруденению — тут есть руды молибдена и вольфрама, многих редких металлов, залежи горного хрусталя, слюды, самоцветов.
На границе Восточного и Западного Памиров вздыблено высочайшее поднятие всего нагорья — почти меридиональный хребет Академии Наук. На нем сосредоточились такие вершины, как пик Коммунизма и четвертый по высоте семитысячник страны — пик Евгении Корженевской (7105 метров). Вдоль этого хребта залег и самый длинный (77 километров) ледник, носящий имя Федченко. Он древовидный — принимает более 30 ледников-притоков. Лед в этой оцепеневшей реке все-таки течет, перемещаясь в год в среднем на 250 метров.
Памир — величественный очаг современного оледенения. Свыше тысячи ледников занимают площадь 8 тысяч квадратных километров. В недавнем прошлом, хотя снеговая граница снижалась всего на 400 — 700 метров, площадь ледников была во много раз больше. Длина некоторых из них превышала 200 километров, а на востоке возникали ледниковые «шапки» скандинавского типа.
Ледники Памира приходится пристально изучать. Этим уже много лет занимается, в частности, высочайшая в мире гидрометеообсерватория над ледником Федченко, расположенная на высоте 4169 метров.
Привыкли считать, что ледники текут медленно. Памир заставил изменить это мнение. Некоторые из них, как бы пульсирующие, накапливают такие избытки вещества и силы, что эпизодически проталкивают свой лед поршнем вниз по долине со скоростью в десятки и даже сотни метров в сутки.
С грохотом ледяной таран продвигается, бомбардируя склоны «чемоданами» ледяных глыб, валящимися с его краев, а прущим вперед фасадом срезает, как нож бульдозера, моренные холмы, кустарники, постройки. Именно так повел себя весной 1963 года взбесившийся «ледяной медведь» — ледник Медвежий. Его продвижение перерезало пути к разработкам хрусталя, лишило крова людей. Неуправляемый ледяной поток преградил путь одному из истоков Ванча. Если бы ледовую запруду прорвали 14 миллионов кубометров воды, страшный вал из спущенного озера прокатился бы вниз по всему Ванчу, принося неисчислимые опустошения. Ценой напряженных усилий воду удалось сбросить и отвести. Ледник «перебесился» и успокоился. Но пульс есть пульс, ему свойствен свой ритм, и «медведь» через 10 лет снова набрал силу, как и предсказали гляциологи. Многое повторилось, в озере скапливалось уже 16 миллионов кубометров воды. Лишь после новой подвижки в 1978 году озеро удалось окончательно спустить.
Границей между Восточным и Западным Памиром считают линию «перелома долин», до которой успело распространиться к востоку глубинное врезание тальвегов. Западнее этой извилистой линии долины резко суживаются, превращаются в ущелья, а их пологие русла становятся крутыми — это Западный Памир. На его хребтах лишь местами уцелели недоразрушенные участки плоскогорий с ландшафтами восточнопамирского типа; зато верховья отдельных западных ущелий пробрались глубокими врезами далеко на восток.
Восточный Памир — мир крайностей, больше напоминающий высокогорные пустыни Центральной Азии. Пустынные моренные и щебневые равнины на высотах 4–5 километров; хребты с 6-километровыми отметками вершин, но по облику лишь средневысотные и даже низкогорные — они поднимаются всего на километр-полтора над подошвами. Некоторые плоскогорья так обширны, что горы с них видны лишь в сизой дымке у горизонта. «Памир — плоская ладонь земли, на которой лежит небо», — ухитрился обобщить Юрий Сбитнев!
Сохранности древних выровненных поверхностей помогло здесь многое: широко выположенные своды складок; удаленность от врезающихся ущелий; смягчающая роль древних ледников — они сползали с хребтов к подножиям и сливались в единые подгорные массы, как сейчас на Аляске. Долины завалены моренным щебнем, иногда как бы плотно укатанным, и удручают бесплодными корами солончаков и такыров.
Воздух разрежен, давление резко понижено, снеговая граница проходит по высотам 4,5–5,5 километра. Морозы до минус 50°, несмотря на яркость по-южному высокого солнца. На солончаковатых грунтах мерзлотный микрорельеф: типично тундровые каменные многоугольники, а на этих камнях вполне южный пустынный загар — ведь тут самые высокие у нас показатели солнечного облучения.
Влажные ветры проникают сюда через хребты лишь в нисходящем потоке и почти не отдают осадков — их выпадает всего 75 — 100 миллиметров в год.
Среди пустынь синеют озера: бессточные — Шоркуль, Каракуль и проточное — Рангкуль. Самое примечательное из них Каракуль — «черное озеро», простершееся в тектонической впадине на высоте более 3900 метров — на 100 метров выше знаменитой Титикаки в Андах, с зеркалом 20– 30 километров в поперечнике. Его горько-солоноватая вода замерзает более чем на полгода. Глубины достигают почти четверти километра, а в окончательном оформлении облика впадины участвовал и древний ледник, перекрывавший ее сплошным массивом. В подводном подножии береговых обрывов видны мощные пласты нестаивающего льда.
Константину Симонову Каракуль открылся не черный, а густо-синий с белым — это были краски воды и льда: «А вокруг сине-белого озера стоят верблюжьи рыжие горы с колючими пиками, врезанными в светло-синее небо. Пейзаж этот напоминает картины Рериха, как, впрочем, напоминает их вообще очень многое на Памире».
В тихую погоду это водоем с лазурно-прозрачной водой. Но чаще тут дуют лихие пыльные ветры. При штормовом норде озеро сереет и даже чернеет от кипящей ряби и зыби. Не отсюда ли его «черное» имя?
Севернее озера протянулся на 290 километров снежно-льдистый Заалайский хребет, увенчанный пиком Ленина и пересеченный Транспамирским трактом (его же именуют просто Памирским). Для сооружения тракта потребовались большие усилия. Они нужны и для повседневной эксплуатации пути в условиях сурового климата и кислородного голодания — его ощущают и люди, и моторы. Зимой страшны лавины. «Трассой повышенной трудности» называют эту автомагистраль круглогодового действия. Длина тракта — 700 километров, он пересекает памирский квадрат не по диагонали, а проходит по периферийным катетам его окраин.
В северной части дорога ведет через два знаменитых перевала: Кызыларт (красный перевал) — через Заалайский хребет на высоте 4280 метров и вечно снежный Акбайтал (белый жеребец) южнее Каракуля — 4641 метр. В окрестностях Мургаба пустыню пестрят лишь редкие невзрачные кустики терескена, единственного в этих местах топлива; он же служит пищей якам. Жизненные процессы так замедлены, что даже ничтожные по размерам экземпляры терескена могут иметь возраст несколько сот лет. На редких лоскутках пастбищ возможно только кочевое скотоводство: корма так скудны, что ни одно пастбище, кроме ячьих терескенников, не прокормит скот в течение всего сезона. И все-таки тут пасутся десятки тысяч овец и многие тысячи мясошерстных яков, дающих к тому же превосходное молоко. Яки неприхотливы, «морозоустойчивы», круглый год проводят под открытым небом и не жалуются ни на пониженное давление, ни на скупой кислородный режим.
Близ Мургаба на опытной станции Чичекты биологи и агрономы выводят скороспеющие сорта ячменя, ржи, овощей. Перевал Найзаташ высотой 4137 метров приводит трассу в долину Аличура. По пути не налюбуешься замысловатыми фигурами выветривания из кремовых конгломератов и кирпично-красных песчаников. Это один из красивейших участков трассы. Щетинистые и гребенчатые гряды, купола, пирамиды, пестрота желтых, коричневых и пурпурных красок в сочетании с белизной снегов...
Если покинуть тракт и свернуть по тропе в нижележащий отрезок долины Аличура, попадаешь еще к одному озеру — Яшилькуль (зеленое), образованному на высоте 3734 метра обвалом, который грянул веков восемь назад. Оно и сегодня выглядит словно только что налитое в чужую долину длиной 22 километра среди обнаженных палевых круч. Глубокие бухты разделены шторными мысами, а наверху сияет белизна 6-километрового гиганта — пика Патхор. Озеро всегда привлекало рыболовов. В 1979 году в него выпущена сибирская пелядь.
В Яшилькуль впадает Аличур, а вытекает из него пянджский приток Гунт. В его долину, преодолев еще два перевала, спускается тракт. Здесь кончаются восточнопамирские и начинаются западно-памирские ландшафты: разверзаются немерянные глуби, тенистые ущелья, появляются зеленые кусты, узловатые березки. Не самая ли это горная у нас страна — так глубоко и круто нигде не рассечен рельеф! Да и на всей Земле, пожалуй, только в двух местах: в Перуанских Андах да на востоке Гималаев можно видеть такую глубину расчленения гор — гребни высятся на 4–5 километров над долинами, которые врезаны тут до уровня 2 километров над морем. Нет числа скалистым обрывам, встречаются плоскости километровой высоты, почти отвесные.
Наиболее глубокую борозду прорыл Пяндж, разделивший кручи Бадахшана на примерно равные части — наш Западный Памир и Афганский Бадахшан. Щели самого Пянджа и его правых притоков разрезали первый из них на крупные параллельные хребты. Долина Обихингоу в верховьях Вахша отделила от Дарвазского хребта крайний северо-западный бастион Памира — хребет Петра Первого.
Западный Памир влажнее Восточного. Тут могло бы развиться мощное оледенение, однако гребни так узки, а склоны круты, что обычно на них умещаются лишь небольшие висячие леднички. Частые землетрясения стряхивают с круч не одни снежные, но и каменные обвалы. Первенство среди обвально-запрудных озер и по размерам, и по красоте держит, конечно, Сарезское озеро.
В 1911 году от сейсмического толчка в долину Мургаба рухнуло около 2 кубокилометров камня, по весу 6 миллиардов тонн! Под обвалом был погребен кишлак Усой, и в геологию это трагическое событие вошло под именем Усойского завала. Перед запрудой высотой в сотни метров начало накапливаться озеро. К концу года оно затопило лежавший выше по долине кишлак Сарез, а через три года поглотило долину на протяжении 70 километров. Узость теснины не дала озеру разлиться вширь более чем на полтора километра, а глубины в нем возникли вплоть до пятисотметровых. Фильтрация сквозь запруду помешала воде перелиться через верх (до переполнения оставалось еще метров 50), и наконец к 1921 году его зеркало стабилизировалось на отметке 3239 метров.
Сарезское озеро и породивший его завал — редкостные памятники геологических катастроф такого размера, возникшие на глазах человека. Свидание с Сарезом волнует каждого, кому посчастливилось добраться к нему по тропе от Яшиль-куля или на вертолете. Одни посетители бывают упоены его «небесной голубизной», другие — «кобальтовой синевой», сравнимой по густоте с темно-синими чернилами, а проведшие на озере вечер вспоминают даже антрацитовую черноту вод. Раму озера образуют рыжевато-бурые, а выше по склонам и красноватые скалы, как морщинами изрытые сухими ложбинами.
В озере накоплено до 15 кубокилометров воды. Но достаточно ли прочна природная «каменно-набросная» плотина? Ее прорыв в случае подкапывания подземным стоком или переполнения озера новыми обвалами нависающих над ним скал может повлечь бедственные последствия. За немногие часы вниз по долине Бартанга, и даже еще ниже — по Амударье вплоть до Термеза, прокатится всесмывающий вал паводка. Не слить ли озеро хоть на 100 метров, чтобы уменьшить опасность?
С завистью смотрят на Сарез мелиораторы и энергетики: это и запас воды для орошения, и готовое водохранилище для ГЭС. Они предлагают перелить озеро с его трехкилометровых высот по тоннелю или обводному каналу вниз по долине, где будет потеплее и где еще одна, но заведомо сверхпрочная плотина высотой в 300 метров позволит налить новый, на этот раз рукотворный Сарез, емкостью равный природному. Тут удобно будет расположить и водозаборные устройства гидроузла, питающего орошаемые земли, а на трассе спуска вод заработают мощные электростанции.
Памир продолжает подниматься и заставляет реки неутомимо углублять свои ложа. Тут крайне узки или вовсе отсутствуют поймы. Плоскости, пригодные для земледелия — дашт, возникают лишь на устьевых выносах притоков да на редких обрывках речных террас, которые «подвешены» на кручах балкончиками на высоте сотен метров над руслами.
А почву на дашты приносят корзинами!
Из поселков, лепящихся по склонам подобно ласточкиным гнездам, открываются поистине орлиные кругозоры. Головокружительные тропы проложены вдоль круч над пропастями по узким карнизам и односторонним балконным мостикам — это знаменитые овринги. Не менее смелые трассы прочерчены по кручам висячими ороси¬тельными каналами, забирающими воду высоко в горах и подающими ее вдоль склонов к нагорным полям.
Горные таджики возделывают голозерный ячмень, бобы, горох, лен, просо. При искусственном орошении родятся пшеница и рожь, плодоносят шелковица, яблоня, абрикос. Нижние склоны заняты горной полупустыней с колючими ежами подушковидных кустарников и редкими «травяными деревьями» — зонтичным крупнотравьем. Ежегодный прогон овечьих отар к вышележащим степям и лугам подчас требует акробатической ловкости и от пастухов, и от животных.
Главный исток Пянджа — Вахджир и продолжающая его Вахандарья находятся в Афганистане. Из озера Зоркуль, вознесенного на высоту 4125 метров, начинается река Памир. Проклокотав по страшному ущелью, прорезанному через Ваханский хребет, она встречается с Вахандарьей, и вместе они образуют собственно Пяндж. До Ишкашима он течет на юго-запад по продольному долу, отделяющему Ваханский хребет от зарубежного Гиндукуша, и отсюда круто поворачивает на север. Левобережье тут — дикие и грозные кручи Афганского Бадахшана. На правобережье, где столь же огромны горы, явно видны признаки освоения: электрические огни, питаемые электростанцией в Ишкашиме, лесопосадки, дороги взамен былых оврингов, орошенные поля...
Грандиозна энергетическая мощь Пянджа. Реально создание гигантских гидростанций — Рушанской мощностью 3 миллиона киловатт и Даштиджумской — 4 миллиона.
Спускаясь вдоль Пянджа к Хорогу с юга, грех миновать одно из знаменитейших мест Памира — Гарм-Чашма. Свернем в каньон одного из притоков Пянджа и поднимемся по нему в сторону белой громадины — пика Маяковского. Среди голых скал взгляду открывается лестница окаменевших водопадов — террас из белоснежных, желтоватых или голубоватых натеков известкового туфа с резервуарами, заполненными голубой водой. Она местами клокочет и даже фонтанирует метров до полутора, образуя микрогейзеры. На источниках с температурой 50 — 75° действует водолечебница, одна из самых высокогорных в мире (на высоте около 3 километров). Роскошные каскады натечных террас сравнимы с мировыми сокровищами природной архитектуры — с Мамонтовыми террасами Йеллоустонского парка Америки и новозеландскими каскадами Тетарата — там главными зодчими шедевров тоже были гейзеры.
Еще по одному ущелью попадем к исстари разрабатывавшимся самоцветам «рубиновой горы» Кухи-Лал (ее упоминал еще проходивший тут Марко Поло). Ладами, как и яхонтами, в старину называли рубины, но тут добывают, теперь уже с помощью современных механизмов, малиновые и янтарного цвета шпинели. А есть на Памире и иззелена-голубые амазониты, медового цвета сфены, голубые и «чайные» топазы, прозрачнейший скаполит, темно-вишневый рутил, яшмы, слюды, асбест, тальк... Добыче многих сокровищ мешает их заоблачная недоступность. Впрочем, есть даже угольная шахта на высоте 5200 метров — это выше, чем вершина Казбека. Уголь тут выдают не «на гора», а с горы!
В долине Шахдары прославлены залежи «небесного камня» ляджвара — лазурита, о котором Марко Поло писал, что лазурь из него добывается лучшая на свете. К «синему ущелью» Ляджвар-дары на 5-километровую высоту прорублена вьючная тропа, а добытые глыбы синего камня вывозят вертолеты.
Украшенный тополями Хорог — центр Горно-Бадахшанской автономной области и самый высокий из таких центров — расположен на уровне 2200 метров. А еще на ШО метров выше над Хорогом создан высокогорный ботанический сад. Тут выводят сорта растений, приспособленные к суровым условиям высокогорий, помогают внедрять в хозяйство фруктовые насаждения и ягодники, возделывать кормовые травы и овощи.
Западную часть тракта (Хорог — Душанбе) нередко именуют Западно-Памирским. Он проложен вдоль старой караванной дороги, движение по которой занимало у всадников и вьюков до 40 суток. Теперь это 550 километров автомобильного пути, сложнейшего по профилю (11 перевалов!) и изобилующего столькими серпантинами и головокружительными карнизами, что шоферы зовут его слаломной трассой. Хорог соединен с Душанбе и авиалинией, полет по которой занимает всего 45 минут, но и он связан с сильными ощущениями. Самолет, особенно перед снижением в Хороге, повторяет прихотливые изгибы ущелья, суживающегося в «Рушанском окне» до 50 метров, так что летчики называют этот путь трассой воздушного слалома.
При прорыве Пянджа через Язгулёмский хребет, у створа плотины будущей Рушанской ГЭС, поражает непривычное сочетание огромной почти зеркальной глади, как у равнинных рек, с подлинно горной быстротой течения. Горной Волгой назвала эту часть Пянджа путешественница Н. Н. Сушкина.
В сторону устья Язгулёма с темно-кирпичной водой и далее при пересечении ущелья Ванчским хребтом, да и ниже устья Ванча расположена самая эффектная часть теснин Пянджа. Гладкие плоскости отвесов вздымаются на сотни метров над рекой, образуют кулисы, словно декорации в 5–6 планов. Гладь реки прерывают порожистые каскады, развернутые до полутораста метров по фронту. Ниже устья Ванча Пяндж, а с ним и тракт устремляются на северо-запад. Но от поселка Калаи-Хумб Пяндж уходит на юго-запад к Даштиджумской теснине и Южному Таджикистану, тракт же взбирается по красивому Работскому ущелью на перевал через Дарваз высотой 3270 метров. Путь вниз по кирпично-красному каньону Оби-Хингоу совпадает с границей между хребтом Петра Первого и южнотаджикскими ветвями Гиссаро-Алая.
Осталось сказать о населяющих Памир животных. Здесь обитает снежный барс. Пищей ему служат горные козлы теке и бараны архары, но не брезгует он и длиннохвостым красным сурком. Запоминаются могучие, с саженным размахом крыльев грифы.
Горы Южной Туркмении. Великие пустыни не сплошь окаймлены хребтами. К западу от разветвившегося Гиссаро-Алая горы прерываются Каракумами, а еще западнее пустыни снова обрамлены горами, только относящимися уже не к Средней, а к Передней Азии (на юг Туркмении проникают окраинные хребты Иранского нагорья). На востоке видны края североафганского Паропамиза — низкогорья Карабиль и Бадхыз, западнее — горы Копетдаг (северный барьер Туркмено-Хорасанской горной страны) и «островные» глыбы двух Балханов. В сущности, это уже часть Восточного Средиземья.
Копетдаг высится над Ашхабадом сутуловатый, куда невзрачнее, чем северотяньшанские Алатау над Алма-Атой и Фрунзе. Только при взгляде издали, из пустыни, он как бы вырастает, встает во весь свой 2 — 3-километровый рост. И все же ашхабадцы гордятся Копетдагом, любят отдыхать в его тенистых ущельях и зеленых долинах. Самая близкая и популярная из них — Фирюза с ее садами, парком и легендарным многоствольным платаном «Семь Братьев».
Более чем на 600 километров протянулись крутосклонные и плосковерхие хребты, занимающие в ширину до 175 на западе и лишь 20–50 километров на юго-востоке. Граница делит горы на советскую и иранскую части: северо-западная их треть почти целиком принадлежит Советскому Союзу, остальные две трети больше Ирану.
Словно по линейке прочерчена северо-восточная подошва гор, отделяющая их от плоских Каракумов. Это след подвижного шва, вдоль которого Копетдаг приподнят над своим предгорным прогибом и даже надвинут на него. Из трещин, образующих тут целую «термальную зону», бьют теплые источники, в их числе пещерное озеро Коу близ Бахардена и целебные воды курорта Арчман.
Столь же прямолинейна распиленная ущельями на множество звеньев Передовая цепь. От остальных хребтов она отделена обширным прогибом — Большим Копетдагским долом. Но лежащие за ней приграничные хребты верны тому же простиранию только на юго-востоке. Западнее Нохурского узла скучивания они изгибаются, образуя самостоятельную дугу, выпуклую к северу. В ней состыкованы огромные соседние горные дуги Эльбурса и Паропамиза — на карте они выглядят провисшими к югу гирляндами. Тут копетдагские хребты расходятся: приграничные тянутся на юго-запад, к Эльбурсу, а передовая цепь неуклонно следует к северо-западу. В продольных долах между ветвящимися хребтами текут реки бассейна Атрека, главная из них — Сумбар.
По-альпийски иззубренных гребней здесь нет. Даже более высокие из них (2,5–3 километра) в периоды былых оледенений едва достигали снеговой границы. Каждый крупный хребет сопровождают параллельные, более низкие кряжи. Каркасы их гребней образуют ступени громадных лестниц — свидетелей смены этапов выравнивания и поднятий. От древнейшего этапа, еще дочетвертичного, сохранилось пригребневое плато Сибирь — его имя говорит о суровости климата. А самые молодые ступени, предгорные, — это приподнятые шлейфы подножий, причудливо иссеченные густейшей сетью оврагов, — баиры, ярусы дурных земель.
В ходе километровых новейших поднятий продолжалась и гофрировка — своды хребтов росли быстрее, а долы отставали. Шли подвижки и по трещинам. При землетрясении в мае 1929 года гора Душак так приподнялась, что в прорезающем ее ущелье Секизъяба много лет сохранялось запрудное озерцо, возникшее перед цельнокаменным порогом.
В ночь с 5 на 6 октября 1948 года Копетдаг дрогнул еще сильнее. В эпицентре было 10 баллов, но и 8–9 оказалось достаточно, чтобы разрушить большинство зданий Ашхабада. Даже много лет спустя нельзя без волнения читать про дни бедствия, масштабы разрушений и жертв, про огромную помощь, оказанную населению рухнувшего города.
В складки смят мезокайнозой, значит, Копетдаг — совсем молодое складчатое сооружение. Из меловых известняков и песчаников вытесаны массивные угловатые формы, из меловых же и палеогеновых мергелей и глин, как и из более молодых рыхлых пород, — дурные земли. В западные долы проникало последнее предчетвертичное наступание Каспия.
В осадочных пластах залегают барит и витерит. Но главное богатство недр — воды. Их подземный шлейф, проникающий под наклонную равнину, был до прокладки Каракумского канала единственным поителем предгорных оазисов Туркмении и ее столицы. Хотя по улицам и тогда «несли журчанье с гор» арыки, все знали, что главную влагу тут добывают из-под земли, с помощью кяризов — сырых и мрачных галерей, фиксированных с поверхности цепочками колодцев.
И все-таки полоса предгорных оазисов была издревле обитаемой. В античные времена здесь находился город Ниса, сердце начавшей возвышаться державы — Парфии; от него сегодня осталось только вскрытое раскопками палево-серое городище с ценнейшими следами античной (парфянской) и более поздней (средневековой) культуры.
Теперь ландшафт предкопетдагских оазисов разительно изменился. Конечно, Ашхабад, как и прежде, терпит 40-градусную жару и пыльные бури, но насколько легче их переносить при обилии тенистой зелени и воды! На смену кяризам пришли буровые скважины. Но главный поитель подножий — уже упоминавшаяся «Каракумдарья», канал.
Скромнее обеспечены водой внутригорные долины запада. Это досадно: ведь на среднем Сумбаре, в районе Каракалы, можно возделывать субтропические культуры. Тут в окрестных долинах мир пышных лесосадов, восточный авангард гирканских (североиранских) горно-лесных ландшафтов, проникающих в глубь гор как ярко-зеленые щупальца. Свыше 40 видов диких плодовых благоденствует в этих долинах и образует леса еще более пышные, чем на юге Гиссаро-Алая и Тянь-Шаня, — здесь ближе гирканский очаг распространения дочетвертичных реликтов. Великолепны рощи грецкого ореха, инжира, гранатника, диких яблонь, груш, слив, мушмулы — все это увито диким виноградом (а может быть, и одичавшим еще с парфянских времен).
Главное чудо Сумбарской долины не дерево, а совсем невзрачная травка из пасленовых, обнаруженная в 1938 году ботаником О. Ф. Мизгиревой, оказавшаяся новым, неизвестным в мировой флоре видом мандрагоры — загадочного растения медиков Тибета и Средиземья. Тонизирующее, витаминоносное, лечебное, аналогичное женьшеню (даже корень у обоих напоминает человеческую фигурку), это растение оказалось родственником помидора, картофеля, белены, паслена — напоминает их формами стебля и листьев, а помидор и плодом, но совмещает аромат и вкус помидора, дыни и ананаса. К сожалению, до сих пор не удалось ввести это чудо в культуру.
Для охраны реликтовых лесов Сумбара, поредевших от рубок и выпасов, создан Сюнт-Хосардагский заповедник.
Неправдоподобный ландшафт обнаженной горной пустыни открывается по дороге из Кизыл-Арвата в Каракалу. Напластования, видные в косых срезах складок, окрашены так ярко и пестро, что, изобрази их в живописи, они напомнили бы картины абстракционистов. Фантастически выглядят и формы рельефа: густейшая сеть сухих оврагов, наполняющихся водой лишь при эпизодических — раз в несколько лет — ливнях, изрезала поверхность на мелкие гряды, пирамиды, конусы, плотно прижатые одни к другим и словно срезанные под гребенку. Есть гряды снежно-белые, есть зеленые, синеватые, красные, серые... Мертвая пустыня из клоунски-пестрых обелисков и куполов, простершаяся на многие километры.
В верхних частях склонов приграничных хребтов среди горных степей встречается арчовое, а на востоке — фисташковое редколесье; местами ландшафт можно назвать горной лесостепью. Обширны пространства колючих, как ежи, подушечников и массивы крупнотравья с зонтичными травами выше человеческого роста. Подушки астрагала и «травяные деревья» ферулы ценны как источники смол — камедей, важного лекарственного и технического сырья.
Для охраны горных полупустынь, степей и участков арчовых редколесий в Центральном Копетдаге создан Копетдагский заповедник.
Пестра и экзотична фауна Копетдага — в ней много видов, общих с соседними горами Средней Азии, Закавказья, Иранского нагорья и даже Индии. В ущельях Сумбара в первой половине нашего столетия встречался туранский тигр (последний его заход к нам со стороны Ирана отмечен в 1970 году).
Восточные звенья полосы гор Южной Туркмении — Бадхыз и Карабиль — массивы холмисто-увалистых дурных земель, а отчасти и низкогорий с высотами до километра. От Копетдага Бадхыз отделен сквозным ущельем реки Теджен, которую на этом участке ее течения, пограничном с Ираном, называют именем ее афганских верховьев — Герируд. А между собой Бадхыз и Карабиль разделены еще одной сквозной долиной — ее прорезала река Мургаб, соседка Теджена. Полупустыня чередуется с редколесьями — «фисташковой саванной».
Фисташка, которой особенно гордится Бадхыз, не просто орехоплодное дерево, дающее вкусны орехи, но и источник технического сырья. Из орехов получают масло, смолу для изготовления лаков и красок, дубители, медицинские препараты. Она чемпион засухоустойчивости: выживать в горной пустыне ей помогают широко распластанные корни, поэтому деревьям и нельзя расти тесно друг к другу.
Бадхызский заповедник охраняет почетных сочленов Красной книги — джейрана и главную гордость этих мест — кулана, дикого родича лошади и осла, крупноголового и быстроногого. Когда-то он обитал в степях Украины и Казахстана, но теперь сохранился в диком виде только тут.
Закаспийские равнины и гряды — западные звенья поднятий Южной Туркмении. Оба Балхана и Красноводское плато, хоть они и лежат на прямом северо-западном продолжении Копетдага, отличаются от него прежде всего большей древностью недр. Тут выдвинуты вверх в виде глыб осколки Каракумской плиты, складчатый цоколь которой был смят еще в мезозое. А примыкающие к ним равнины — совсем молодые прогибы, лишь недавно освободившиеся из-под вод Каспия.
Малый и Большой Балханы разделены низовьями сухого русла Узбоя. Низкогорный Малый Балхан не достигает и 800 метров, а Большой поднят почти до 2 километров. Склоны обоих густо, как дурные земли, изрезаны оврагами и изрыты провалами типа карстовых. Но карст тут не в известняках и не в гипсах. Просадки в сухом климате свойственны также и мергелисто-глинистым грунтам, это особый карст — глинистый. Обе глыбы подняты новейшими движениями одновременно с Копетдагом, поэтому они по рельефу мало отличаются от его хребтов, недра которых сминались много позднее. Да и в облике ландшафта тут много копетдагского.
К подножиям Большого Балхана примыкает район щедрой нефтеносности. Среди пересохшего озера Бабаходжа, соли которого и поныне разрабатываются, в окружении плоского солончака Келькор, где когда-то заканчивался дотекавший сюда Узбой, поднимается скромная горка. Здесь еще в 1931 году было обнаружено первое месторождение нефти. Нефтяная гора, Нефтедаг, стала ядром нефтепромышленного района. У самого Балхана, на пути лихих межгорных сквозняков, вырос удивительный для недавно еще дикой пустыни, хорошо озелененный город Небит-Даг. Конечно, ему не хватало воды, но теперь сюда уже проложен водовод из Каракумского канала. И все же при всей озелененности город чувствует себя словно в пекле: тут повинны и солнце, и горячие ветры, и дышащие жаром, как из духовки, склоны черной горы — Большого Балхана.
В обрамлении тополей и тростника неподалеку притаилось соленое озеро Моллакара. Его целебные грязи использует курорт. А сопка Боядаг удивила гейзером, эпизодически фонтанирующим из скважины. Вдоль Балханского шора железная дорога Ашхабад — Красноводск выходит к морю.
Балхано-копетдагский вал к Каспию погружается, продолжаясь далее в подводном пороге, переход к которому на берегу обозначен выступом суши. Края плато на этом Красноводском полуострове расчленены на обрывистые фестоны. На скальной террасе между обрывами и морем возник главный морской порт Туркмении — город Красноводск. Его предшественник — поселок Узун-Ада — в 1895 году был разрушен землетрясением, после чего порт переместили на теперешнее место.
Городу нужна вода. Часть ее он отнимал у Небит-Дага, часть получал с судов-водовозов, часть опресняет из Каспия. Но и сюда уже подает по водоводу струю Каракумский канал.
К югу от Красноводского залива простирается земноводный ландшафт — отсюда лишь в 30-е годы ушло море. Полуостров Челекен возник из бывшего острова: усыхание Каспия способствовало причленению его к суше. Челекен нефтеносен, долгое время давал горный воск — озокерит, каменную соль, минеральную охру. Здесь бьют минеральные источники, клокочут грязевые вулканы. Попутные воды, изливающиеся с нефтью, дают йод и бром. А нефть добывают и в море, на туркменских «Нефтяных Камнях» — так тут называют морские нефтедобывающие установки по примеру известных бакинских.
Забавно выглядят свайные постройки, спасавшие от ветровых нагонов воды. Теперь море ушло, а свайные здания так и остались, словно привставшие на всякий случай на цыпочки.
Южная треть низин Закаспия — Мессерианская равнина, субтропическая пустыня. Под пес-чано-глинистую поверхность погружены складки Копетдага. Их горбы продолжаются в ее недрах, образуя и здесь нефтегазоносные структуры и грязевые вулканы.
Когда-то равнину орошали каналы из многоводного Атрека. Доныне сохранились величавые руины Мессериана — одного из городов средневекового Дахистана, просуществовавшего полтора тысячелетия. Теперь Атрек к устью пересыхает, поэтому пришлось прокопать 26-километровый канал к отступившему морю, чтобы вернуть речные нерестилища каспийской рыбе.
Низовья Атрека — уникальный район наших сухих субтропиков. Только здесь у нас плодоносит финиковая пальма! Опытная станция в Кизыл-Атреке культивирует десятки сухосубтропических растений — маслину, инжир, миндаль, гранатник, и даже тропические — кактусы, декоративные пальмы. Овощи растут весь год в открытом грунте. Субтропики расцветут с приходом воды из «Каракумдарьи»; она же преобразит и всю Мессерианскую равнину.
Густы и непролазны тугаи низовьев и дельты Атрека — здесь стены рогоза и тростника, заросли тамариска, увитые лианами ломоноса и павоя. В этих джунглях живут кабаны, а еще в 30-е годы сюда заходили ими лакомиться тигры. В атрекских тугаях, на бывшем дне усохшего Гасанкулийского залива и вдоль побережья Каспия раскинулись заповедные земли и воды — «зимние квартиры» для полчищ пернатых. Охраняются и суша, и прибрежные акватории Каспия. Гасанкулийский заповедник, когда усох его собственный залив, расширили в сторону Челекенского и Красноводского заливов и сделали частью более обширного Красноводского заповедника, превысившего 2,5 тысячи квадратных километров. Здесь зимует более 160 видов водоплавающих, голенастых и других птиц, в их числе лебедь, фламинго, серый гусь. С крайнего севера прилетают краснозобая казарка, белолобый гусь, тундровые серебристая чайка и сокол.
Зимние скопления птиц у Гасанкули — стихия! Их плотность и обилие заставляют вспоминать птичьи базары. Стаи фламинго сравнивают с розовыми облаками, с розовой пеной...
Благодарим за использованные в оформлении этой страницы фотографии их авторов: