со дня рождения
Юрия Константиновича ЕФРЕМОВА
1913 – 2013
Глава 9. Кольско-Карельский край
Край это не административный, а природно-ландшафтный, во многом отличный от Русской равнины. В сущности он действительно край, окраина обширной смежной природной страны, лежащей большей своей частью за рубежом, имя которой Северная Европа.
Что тут непохожего на Европу Восточную?
Прежде всего — климат, удивляющий, несмотря на высокие широты, смягченностью, океаничностью. Сколько раз за зиму мы слышим в сводках погоды, что в Мурманске оттепель, когда по всей Руси крепчают морозы. Второе отличие — в строении недр. Север Европы — огромный свод, совсем недавно несимметрично приподнятый тектоническими движениями и все еще продолжающий подниматься, пусть только на какие-то миллиметры в год.
У соседних частей Русской равнины кристаллический фундамент опущен и перекрыт спокойно лежащими напластованиями, А тут поднятием было захвачено древнейшее гранитогнейсовое «темя» Европы — докембрийский Балтийский щит (он же Фенноскандия) вместе с его северо-западной «рамой» — складчатым окаймлением, смятым еще в раннем палеозое, — теперешним Скандинавским нагорьем.
Надо ли упоминать о такой дали, рассказывая о природе нашей страны? Но ведь именно это далекое нагорье служило центром исполинского древнего оледенения, покров которого растекался отсюда широким веером, в том числе и на юго-восток — через Карелию и Балтику на Русскую равнину. Пластичный лед, перемещаясь, уносил с нагорья и со всего Балтийского щита разрушенные и захваченные им породы, шлифовал, а то и царапал поверхность каменного цоколя вмерзшими в подошву ледника валунами. Вот почему так обычны на севере Европы оглаженные скальные купола — бараньи лбы.
Огромные площади и в пределах Балтийского щита, и далеко по равнинам Прибалтики и России усеяны валунами, которые вытаяли из отступавших масс льда. На взморьях и у берегов озер скопления валунов и скальных лбищ образуют живописные архипелаги островков. Это шхеры.
Они бывают красивы, даже если из воды поднимаются вовсе оголенные купола — луды; когда же на них ухитряются расти сосны, травы и мхи, шхеры напоминают роскошные клумбы, разбросанные среди водной глади словно в парке.
Талыми водами, которые текли из ледникового покрова, намыты обширные плащи песчаных и глинистых напластований — так возникли многие плоские и заболоченные равнины.
Балтийский щит на мелкомасштабных геологических картах выглядит однородным, окрашенным в красные тона гранитов и в розовые — других пород докембрийского возраста. Но построен он куда сложнее. Есть в нем и совсем древние — архейские кристаллические ядра, и корни несколько менее древних, тоже докембрийских, но моложе, чем архей, — протерозойских складчатых систем. Тут в складки смяты и древние метаморфические, и осадочные толщи, и продукты вулканизма неслыханно далеких эпох. Но, несмотря на такую древность и, казалось бы, устойчивость, щит подвергался растрескиванию под действием совсем недавних напряжений, и именно это предопределило главные очертания более крупных форм рельефа. Многие реки, прокладывая себе путь, подчинились паутинообразной сети разломов и по ним заложили себе долины. В некоторые впадины, оглаженные ледником, налились бесчисленные озера с причудливо извилистыми берегами.
Лед исчез всего несколько тысячелетий назад. Разгрузившийся от его тяжести щит продолжал подниматься; столь же недавно перемещались вдоль трещин и отдельные его глыбы. Реки еще не успели перепилить порожки между озерными ваннами и спустить воду. Отчетливых долин тут нет, реки и их не успели выработать. Избытки воды переливаются от озера к озеру бурными ступенчатыми потоками. Водоскатам и водопадам нет числа, значит, много и гидроэнергии.
На кольско-карельском востоке Северной Европы, не испытавшем такого поднятия, как Скандинавское нагорье, рельеф остался равнинным и лишь местами возвышенным. Край только на самом севере открыт к незамерзающему морю, а от Атлантического океана отделен мощным валом нагорья, поэтому к востоку нарастает континентальность климата, он становится переходным к восточноевропейскому.
Но умеренно холодный север Европы был бы еще холоднее, если бы не ветви Северо-Атлантического течения, приносящие сюда тепло из южных широт. Потому и европейская тайга лишь на крайнем севере сменяется тундрой... Леса богаты древесиной, но бедны видами. В смягченных условиях приатлантического севера мог бы развиться и пышный органический мир, но слишком недавно ушел отсюда ледник — вот жизнь еще и не успела расцвести тут во всем многообразии.
__________________________
Кольский полуостров. Он почти весь лежит за полярным кругом, но с севера омыт незамерзающим морем. Даже зимой, когда многосуточную ночь озаряет сияние сполохов, не прекращается навигация. Все флаги в гостях у Мурманска, приходящие и в зимнюю пору то с Кубы, то из Африки, напоминают, что эти воды подогреты Нордкапской ветвью Северо-Атлантического течения — «приветом» далекого Гольфстрима. Летом — многосуточный день, тоже кажущийся нескончаемым. Незаходящее солнце, словно катающееся вдоль горизонта, а весной и осенью долгие красочные зори освещают кольские ландшафты. Картины тут разнолики: тундра на северной окраине и в горах, лесотундра ближе к середине полуострова, а в южной его половине — массивы редкостойной тайги. На плоскогорьях видны только хмурые и бесплодные каменные моря — развалы выветренных глыб.
Конечно, кольский климат мягче архангельского или сибирского. Тут даже в тундре нет вечной мерзлоты. Но все-таки природа по-северному сурова: много туманов, сырых пронизывающих ветров, мало летнего тепла, изнурительны затяжные метели зимой. Неустойчивость погоды непредсказуема: краткое солнечное безветрие внезапно сменяется шквалом с зарядами мокрого снега....
Кольская земля, почти цельнокаменная, обладает редкостным разнообразием минеральных богатств — Ферсман называл ее природным музеем. Здесь насчитывается до 3/4 всех химических элементов планеты. Есть руды меди и железа, никеля и кобальта, титана и редких металлов, керамическое сырье, слюды, самоцветы...
Людей издавна интриговал голубоватый минерал, казавшийся то ли некондиционным аквамарином, то ли подсиненным амазонитом. За обманчивость облика он удостоился нелестного имени «апатит», по-гречески «обманный», хотя полезность его как источника фосфатного сырья и раньше не вызывала сомнений. Сожалели, что апатитов на Земле разведано так мало... Но в 20-х годах Ферсман открыл в Хибинах их месторождение, оказавшееся по запасам крупнейшим в мире!
Полуостров стал ареной интенсивных геологоразведочных работ и роста горнодобывающей промышленности. Основанный при участии С. М. Кирова город Хибиногорск получил впоследствии имя Кировск. Возникли и другие города: Апатиты рядом с Кировском — на апатит-нефелиновых рудах, Мончегорск, Заполярный и Никель — на медных и никелевых, Оленегорск и Ковдор — на железных (последний славится и слюдами).
Сегодня Хибины дают стране более 80% фосфатного сырья для удобрений, а запасы апатитов и нефелинов измеряются тут миллиардами тонн. Горнопромышленный ландшафт преобразил Хибины. Рудники врезались в недра гор с привершинных плоскогорий. На плато Расвумчорр, прозванное за суровость климата Малой Антарктидой, на высоту более 1 тысячи метров въезжают на лифте. Добытую руду не надо поднимать из шахт — ее валят на сотни метров вниз по рудоспускам. Много ценного находится в уже накопленных отходах. Отвалы загромождают окрестности городов, а от разжиженных «хвостов» приходится охранять многолопастное озеро Имандра.
Полуостров подвижен, случаются даже землетрясения силой до 5 баллов. Север поднимается интенсивнее юга, там и берега выше и гористее, а южные часто пологие и даже низменные... Но перед нами не единая накрененная поверхность. Она раздроблена и коробилась неравномерно: вверх выпячено много возвышенностей и плоскогорий. Осевая гряда Кейвы (это имя и означает «срединная») поднята почти до 400 метров, а некоторые глыбы образуют горы даже средневысотного облика — таковы Хибины и Ловозерские тундры.
Удивителен механизм образования Хибинских гор. Многим известны лакколиты — недоразвившиеся вулканы Крыма и предкавказского Пятигорья. В Хибинах обнажены глубинные части древних (позднепалеозойских) лакколитов, срезанных как бы под корень. Только новейшее поднятие этих «пней» до километровой высоты, выжатых, словно пробки, сделало их горами, соблазнительными для туристов и лыжников, а клады недр — доступными для разработки прямо с поверхности.
Горы невысоки, но круты и бывают так перегружены снегами, что от обвалов приходится защищать и рудники, и сам Кировск. Грохот, сопровождающий падение лавин, давно уже сравнили с фронтовым артиллерийским... Но в Хибинах с ним сочетаются звуки совсем другой, мирной стрельбы: угрожающие низвергнуться снежные массы для профилактики сбивают минометным обстрелом.
В отличие от остальной Фенноскандии не весь полуостров перекрывался скандинавским ледником. На возвышенностях существовали собственные центры оледенения, от которых лед растекался радиально, остатки исчезавших ледников изъязвили крестовидными цирками края плоскогорий. Приустьевые раструбы долин превращены в живописные и удобные для флота фьордовые заливы.
Кольские фьорды не так грандиозны, как скандинавские: горы ниже, контуры их мягче, но и этот ландшафт полон редкой прелести — вспомним чудесные картины Георгия Нисского. Только в лютую зиму 1939–1940 года замерзали порты Мурманск, Полярный и Североморск. Репутацию «незамерзающей форточки ленинградского окна в Европу» Мурманск оправдал в полной мере. Рельсы к этой форточке провели еще в годы первой мировой войны, когда другие торговые пути были перерезаны фронтами. Но задуманный город-порт Романов-на-Мурмане создать не успели.
Только в советское время тут поднялся сначала бревенчатый город Мурманск и развился уже с первых лет могучий порт. Он проявил свое значение в дни Великой Отечественной войны, принимая под бомбежками транспортные суда союзников. Провалилась операция «Голубой песец» — так «поэтично» фашисты закодировали свою попытку овладеть Мурманском. Они сожгли деревянный город, но ему на смену вскоре, в первые же мирные годы, встал каменный и железобетонный. Легко ли это далось? Вспомним, что значительная часть строительных работ шла зимой, не прерываясь и в «дни» полярной ночи!
В свете ночных прожекторов кажется, что незамерзший залив дымит. Туман создает вода, подогретая Атлантикой. Фьорды — удобные гавани для промысловых судов. Моря, обнявшие полуостров, — надежная база рыболовства, а с ним и рыбной промышленности. Ходят суда и на дальний лов — даже в Северную Атлантику... Мурманск служит отправным портом Великого Северного морского пути.
Издавна облюбовали русские люди еще один фьорд — Печенгскую губу и в XVI веке воздвигли у ее берегов монастырь. Этот район стал ареной победоносных боев, которые вели здесь с гитлеровцами воины Карельского фронта и моряки Северного флота в труднейших условиях каменистого горно-тундрового ландшафта.
Не похожи на остальной Кольский полуостров экзотические «довески» к Мурманскому берегу — воспетый в песнях военных лет полуостров Рыбачий и островок Кильдин с его любопытным памятником природы — озерцом Могильным. Оно знаменито своей многоэтажной водой (с поверхности — пресная, ниже — фильтрующаяся в озеро сквозь пересыпь морская с морской же фауной, еще ниже — вишнево-красная от пурпурных бактерий и придонная сероводородная). Угловатые скалы Рыбачьего и Кильдина с параллелепипедами-сундуками, обломками древних осадочных пород, резко отличаются от гранитных лбищ других участков Кольского полуострова. Так проявляется древняя связь этой части побережья со структурами Канинского и Тиманского кряжей.
Между Мурманском и Рыбачьим есть фьорд с забавным названием Ура-Губа. В его отвершке — губе Кислой создана первая в нашей стране Кислогубская приливная электростанция (ПЭС).
Островки, сопровождающие Кольскую землю с севера и юга, летом ошеломляют картинами кричащей и порхающей над ними жизни — птичьими базарами. К зиме кусочки суши пустеют, но в ноябре оживают, служа «родильными домами» серым горбоносым тюленям тевякам, приваливающим сюда на «щенные залежки» — плодиться. Они герои Красной книги. Северные островки охраняются как филиалы Кандалакшского заповедника... Основная его часть лежит по другую сторону полуострова, тоже на островках, в изголовье Кандалакшской губы; среди них есть лесистые. Гордость заповедника, а в прошлом и главный повод для его создания — гага, знаменитая своим пухом.
А отлив, достигающий по вертикали 2 метров, обнажает широкую полосу с редкостным обилием донно-прибрежной жизни: морские черви, звезды, рачки, моллюски, водоросли — все это неплохая кормовая база для многотысячного птичьего поголовья.
Западнее Мончегорска еще в 1930 году был создан Лапландский заповедник. В его пределах есть горы, именуемые тундрами, мало уступающие по высоте Хибинам, — таковы Чунатундра, часть Мончетундры.
Предгорья тоже поднимаются над лесотундрой подножий и выразительно называются тундрицами. Но есть и заповедные ельники — в них глушь, стволы увешаны бородами разноцветных лишайников, под зелеными мхами коварно скрыты скользкие округлости вечно сырых валунов... Тут кочуют дикие северные олени (их теперь десятки тысяч), зимуют лоси, есть бурые медведи, росомахи, куницы, таежная дичь. На реках видны плотины и хатки бобров, завезенных сюда еще в предвоенные годы.
Озеленителям городов Заполярья помогает самый северный в мире Полярно-альпийский ботанический сад, расположившийся у подножия Хибин.
На порогах и водопадах кольских рек созвано полтора десятка гидроэлектростанций. Первенцы гидроэнергетики — Нивская и Туломская станции — были сооружены еще до войны, а теперь на Туломе и Ниве действуют каскады ГЭС. Вода впряжена в работу и на каскадах Ковдинском, Серебрянском и Лазском (последний создан на границе нашей страны совместно с Норвегией и Финляндией).
Баренцево море. Это море, известное нашим поморам-зверобоям с XI века, до присвоения ему имени голландца Баренца именовалось Студеным. Ломоносов в юности не раз посещал эти воды и упоминал о них, когда позже писал о наблюдавшейся тут смене ветров: «Сие приметил я по всему берегу... от Святого Носа до Килдина острова».
Со школьных лет мы слышим, что оно незамерзающее, самое теплое из арктических. Да, зимние температуры у кольских берегов ненормально высоки для Заполярья. И все же это море прежде всего северное и суровое, штормовое, холодное. У него только юго-западная четверть поверхности не замерзает и свободна от плавучих льдов всю зиму. На остальной акватории дрейфуют и плавучие и паковые льды, от ледников горных архипелагов откалываются айсберги. Месяцами длится полярная ночь.
Зимой над морем хозяйничают циклоны арктического фронта — ведь рядом питающая их исландская область вечно пониженного давления. А летом бывает, что над прохладными водами устанавливается даже подряд на несколько дней антициклон с ясным небом.
Наш знаменитый маринист В. В. Мешков, «Айвазовский Баренцева моря», хорошо передал на своих картинах суровость его штормовых, то молочно-мутных, то иззелена-серых вод.
В длину и ширину море простерлось более чем на 1400 километров и только на юге сужено до 600. По площади (почти полтора миллиона квадратных километров) оно уступает только Берингову и Охотскому, а вмешает 280 тысяч кубокилометров воды. Много это или мало? Черное море в 3,5 раза меньше Баренцева но площади, но, будучи намного глубже, по объему вод превосходит его вдвое.
Привычно связывать образ Баренцева моря со скально-фьордовым мурманским побережьем. Но у моря есть и другие берега, не менее гористые и даже украшенные современными ледниками. Фьорды арктических архипелагов не уступят по величию классическим норвежским. А есть у Баренцева моря и вовсе равнинный берег: на юго-востоке оно вдается в плоскую сушу широким заливом. Низкие берега видны у Чёшской губы, заглянувшей за Канинский кряж, к самому основанию полуострова, низменна дельта Печоры у Печорской губы, а восточнее суша отступает у еще одной плоскобережной губы — Хайпудырской.
Здесь к морю примыкает своим дальним углом Русская равнина. Ее же фрагментом можно считать и холмисто-болотный тундровый остров Колгуев северо-восточнее Канина. Суженная до 100—200 километров, часть залива удостоилась даже особого имени — Печорское море. На зиму оно покрывается плавучим льдом, а у берегов бывает сковано припаем.
Под воды Баренцева моря на немногие сотни метров погружена одноименная с ним древняя складчато-кристаллическая плита. Поверхность ее пересечена уступами, грядами и желобами глубиной до 600 метров. На дне много валунов, принесенных древним оледенением. Впрочем, среди донных камней есть и просто упавшие с береговых обрывов на лед, а потом приплывшие в открытое море на льдинах.
Свою лепту в гравировку рельефа дна вносят морские течения. Нордкапское размыло рыхлые грунты и обнажило на дне полосу каменистых коренных пород. Фьорды прополаскиваются приливо-отливными течениями.
Режим у моря в целом проточный. За год примерно четверть объема его вод обновляется: 760 тысяч кубокилометров стекает в Гренландское море, а навстречу движутся 60 тысяч кубов теплых вод Нордкапского течения. Из Карского моря воды поступают в виде ледяных течений Макарова и Персея, а сквозь пролив-фьорд Карские Ворота им помогает еще одна струя — течение Литке.
У основной части моря — нормальная соленость океана (35 промилле), ее поддерживает все то же Нордкапское течение. Печорское же море распреснено притоком речной воды до 22—23 промилле.
Есть у вод и другая динамика — перемешивание по вертикали. Одни из них погружаются при осенне-зимнем охлаждении и образовании льда, другие — пришлые — «тонут» как более соленые, хотя и теплые. А сверху оказываются менее плотные воды, опресненные реками. Особенно интенсивное перемешивание этих слоев происходит у стыка холодных и теплых вод, и кислород проникает вглубь. Поэтому хмурое и неуютное на вид море так кишит жизнью. В планктонном «бульоне» уйма веслоногих рачков, а это главная пища для промысловых рыб. Подсчитано, что общий вес планктонных организмов в этом море достигает 50 миллионов тонн. Не менее жизнеобильно и дно: тут обитает до полутора тысяч беспозвоночных — до 3 килограммов на каждый квадратный метр — есть чем и у дна питаться рыбам. С прошлого века море стало одной из крупнейших в мире баз тралового рыболовства. Из полутораста видов рыб 20 — промысловые. Две трети добычи дает треска, пятую часть — пикша. Ценны и проходные лососевые, уходящие нереститься в реки. Богаты рыбой мелководья (банки) и области свала глубин у края шельфа.
Летом у кромки плавучих льдов толпятся гренландские тюлени, зимующие в Горле Белого моря. Они и во времена Ломоносова были предметом промысла. Моржи, привлекавшие еще поморов, сохранились только у архипелагов севера, но на зиму прикочевывают в Печорское море. О былом их обитании у Горла Белого моря напоминает имя плоского островка Моржовец. Гренландских китов били при Петре I. Зубатые киты — белуха, морская свинья, нарвал, касатка — обычны и теперь. С северных островов выходят на льды белые медведи.
Белое море. Поморы, называвшие это море тоже Студеным, знали, что зимой оно ледовитее, чем Баренцево у Мурманского берега. Хотя ни одна струйка теплого течения с севера сюда не проникает, море целиком не замерзает и снежным покрывалом не застилается. Сплошной лед тут, если и возникает, немедленно взламывается волнами и приливами. Всю зиму поверхность забита плавучими льдами, а прочный припай сковывает лишь узкую полоску взморья. Море можно увидеть хмуро-зеленым и даже голубовато-серым. Но нередко оно и оправдывает свое имя, когда подолгу бывает седым и белесым. Косые лучи низкого солнца и рассеянный свет белых ночей вместе с низовыми туманами придают водам осветленные и призрачные тона. Их. хорошо передали певцы Беломорья: Пришвин — в своем «Колобке», а Рождественский — в блеклых, сдержанных красках живописи. Белые ночи на Белом море!
С давних лет оно служило северными воротами страны. Заморские гости хаживали сюда еще тогда, когда Россия только мечтала о выходе на Балтику. Сегодня Архангельск наряду с Мурманском – один из начальных портов Северного морского пути, а молодой Беломорск — конечный пункт озерно-речной трассы, ведущей сюда от южных морей и Балтики: он вырос у выхода Беломорско-Балтийского канала в Онежскую губу.
Белое море — колыбель мужества и школа природоведческой зоркости юного Ломоносова. Он зримо представлял: выйдешь из Двины в Двинскую губу, по правую руку ляжет Зимний, а по левую — Летний берег. Западнее, за Онежским полуостровом, не уступит размерами Двинской соседняя губа — Онежская с Онежским же берегом, а превзойдет их самая длинная — Кандалакшская, у нее берега зовутся Карельским и Кандалакшским. Ломоносов знал, что в середине море раздалось вширь верст на полтораста и что из этого внутреннего бассейна есть выход через суженное до 70 верст Горло, а ведет этот пролив между Зимним берегом материка и Терским берегом Кольского полуострова не прямо в океан...», а сначала в расширенную Воронку. Справа от нее карманом вдается в сушу у самого выхода из моря еще одна губа — Мезенская с ее знаменитой «высокой водой».
Немало беломорских наблюдений рассыпано в ломоносовских текстах, например таких: «Ветры в поморских двинских местах тянут с весны до половины мая, по большей части от полудня, и выгоняют льды в Океан из Белого моря; после того господствуют там ветры от Севера, что мне искусством пять раз изведать случалось».
У поморов все ветры имели свои названия — полуночник, обедник, побережник. Считали, что юго-западный ветер, почтительно именуемый даже по отчеству — Шелоником Ивановичем, зовется так в память реки Шелони на далекой родной Новгородчине. В рукописных народных лоциях перечислялись и ориентиры, и расстояния, и подводные опасности — камни-потайники, мели-карги (корги) и луды, данные о приливах и течениях. Знали поморы и о сточном течении из моря «в океан», способном и без ветра «выгонять льды», о грозном морском ледоходе в Горле. Беда была рыбацким судам в этой битве титанических льдин, особенно у Моржовца.
Белое море — самый длинный залив Баренцева, он вдается в сушу на 700 километров. Это единственное из наших арктических морей, простершееся более чем на половину своей длины южнее полярного круга. По площади зеркала — около 90 тысяч квадратных километров — оно в четыре с лишним раза меньше, чем Черное, Каспийское или Балтийское, по глубине уступает даже Балтике (средняя глубина Белого — 60, наибольшая — 340 метров), а по объему вод оно равно 1/20 части Балтийского и 1/100 Черного моря.
Кое-чем Белое море похоже на Балтийское. Ванны обоих морей созданы опусканиями земной коры, а главные их очертания определены разломами. Западные и северные берега образует кристаллический Балтийский щит, при всей своей древности продолжающий подниматься на 10—17 сантиметров в столетие; их сопровождают рои шхерных островков. К южным и восточным берегам обоих морей подступает Русская платформа, только ее пластовые уступы в Прибалтике выше и четче, чем на Беломорье. Оба моря недавно освободились из-под материкового льда, так что и их дно и берега усеяны валунами.
Мощные реки ежегодно приносят Белому морю более 200 кубокилометров пресной, воды. Избыток вод стекает через Горло в Баренцево море. Объем этого стока огромен — он в 11 раз превышает приток из рек. Казалось бы, при таком соотношении Белое море должно было бы если не вытечь, то уж по меньшей мере опресниться, как и положено проточному водоему. Однако в Горле постоянно спорят две стихии. Стекает только приповерхностный опресненный слой, на глубине же существует встречный подток. Противотечение приносит обратно в море до 2 тысяч кубокилометров соленой океанской воды, обновляя до 2/3 его глубинных вод и не давая ему опресниться. Этому не мешает даже мелководность на пороге в Горле (40 метров). В итоге соленость моря равна 27—30 промилле, у берегов она снижается до 20, а в губах, особенно весной, вода распресняется до 10—15 промилле.
Полусуточные приливы двухметровой высоты поднимают уровень моря в суживающихся раструбах губ (в Мезенской — до 10 метров) и в Горле, вызывая приливо-отливные течения скоростью 3—9 километров в час. При столкновении их встречных струй возникают водовороты и стоячие волны — сувои. Приливы с отливами — огромная даровая энергия. После удавшегося опыта на Мурманском побережье можно и тут создать приливные электростанции, в частности в устьях Мезени и ее соседа Кулоя.
В насыщенной кислородом воде бурно развивается планктон. Соперничает ли море с Баренцевым по продуктивности жизни? Нет, биомасса тут скуднее — мешает опресненность воды, застой холодных вод во впадинах. Но и за короткое лето при обилии света успевают в изобилии развиться водные растения. «Густые зеленые подводные леса» восхитили Пришвина, плывшего на Соловки. Среди 200 видов водорослей немало полезных. Сотнями тысяч тонн исчисляются запасы зеленой массы в зарослях ламинарии (морской капусты) и фукуса — это и корма, и пища, и химическое сырье. Многих тысяч тонн достигают запасы анфельции — сырья для получения желеобразного агар-агара.
У беломорской фауны есть общие виды с балтийской (о былой связи этих морей долго спорили, но теперь она доказана). Фауна и там и тут молода — формировалась лишь за последние тысячелетия, после исчезновения ледникового покрова. В Белом море нет сотен форм, свойственных Баренцеву, в частности, почти втрое меньше рыб. Спектр фауны скорее не атлантический, а арктический, сходный с карским. Смешению фаун мешают приливо-отливные течения в Горле.
Море славится рыбой — сельдью, лососевыми; берут тут и навагу, и треску, и сайку, различных сиговых. Жемчужина беломорских промыслов — семга. Воспроизводству ее помогают рыборазводные заводы. Прижилась привезенная с Дальнего Востока горбуша.
Огромны запасы беспозвоночных — одних мидий тут миллионы тонн. Уже опробовано введение их в промышленную марикультуру. Боек промысел морского зверя. В течение нескольких столетий поморы мастерски промышляли здесь тюленей, получая от них мех, кожу и жир. Беломорское стадо тюленей-лысунов — крупнейшее в мире. Сюда они приваливают зимовать — жиреют, плодятся. Тюленята родятся зеленовато-желтенькими (зеленцы), через неделю дочиста белеют: эти бельки долго были главным предметом промысла. Через немногие недели белек сереет, превращается в серку. Его серебристо-серый мех красивее белькового.
На продолжении Онежского полуострова распластался каменисто-болотистый Соловецкий архипелаг. Облюбованный уже в XV веке монахами, он столетиями был местом религиозного паломничества — воздвигнутый здесь монастырь стяжал себе известность как предприимчивый и властный хозяин огромных районов Русского Севера. Соловецкая крепость победоносно отражала нападения ливонцев, швецов и даже английских кораблей в Крымскую войну.
Раньше и паломники, и будущие узники казематов — еретики и противники строя, направлявшиеся на Соловки с конца XVI века, приплывали морем. Теперь сюда устремились туристы — их привозит самолет из Архангельска. Под крылом виден Онежский берег и все шесть островков архипелага. Шхерный ландшафт пленителен: лесистые острова с вычурно извилистыми берегами светятся бесчисленными озёрцами. Толстенные, сложенные из циклопических валунов стены монастыря вынесены к самому берегу. Сутулые и приземистые, они все равно воспринимаются как гордый памятник старорусского зодчества, как хмурый свидетель нелегких страниц истории.
На одной из моренных высоток монахами был разбит дендропарк с кедрами, розами, сиренью, акациями. Через густые ельники с болотцами, сосняки и березняки выходим к водной глади. Лодочное путешествие, избавляющее от назойливых комаров, знакомит путников с цепочкой озер, соединенных системой каналов. Болот в этой «северной Венеции» вроде бы не убавилось. Но каналы связали в единую сеть 711 озер ради рыбы! Чтобы не подорвать ее запасы в ближних озерах, монахи обеспечили рыбе выход в дальние нагульные угодья. Каналы были удобны и как лодочные трассы, помогали водоснабжению монастырского кремля.
Пейзажные достоинства озерных каскадов в сочетании со сказочным обликом зданий, словно сошедших с картин Билибина, так велики, что Соловки теперь объявлены не только историко-архитектурным, но и природным музеем-заповедником.
Карелия — твердокаменный озерно-лесной край, в который со стороны Ленинграда и с юга ведут два сухопутных моста. Это перешейки между Финским заливом и нашими «великими озерами» — Онежским и Ладожским. Онежско-ладожский перешеек исстари знался Олонецким по городку Олонцу, а финско-ладожский, вмещающий пригороды Ленинграда, известен как Карельский.
И на карте, и с самолета хорошо видно, что «сорок тысяч озер» Карелии вытянуты параллельными рядами с северо-запада на юго-восток. Эта разграфка рельефа была заложена сотни миллионов лег назад, но подновлена сравнительно недавно. Корни некогда существовавших тут гор были смыты, срезаны, о них лишь местами напоминают «ребра» наклоненных пластов и изгибы складок в гнейсах.
Но рельеф, и до основания сношенный, способен коробиться: Карелия приподнята и взломана новейшими движениями, пусть и с меньшими перепадами высот, чем кольский сосед. Контуры поднятий и впадин обязаны этим подвижкам. Древние уровни берегов больших озер вознесены ими на высоты до 80—100 метров.
Над опущенной Онежской губой Белого моря вздыблен взбросом скальный кряж Ветреный Пояс, сложенный древнейшими лавами. Возвышенности и холмогорья запада приподняты тоже недавно. Узкие северные заливы больших озер и многие мелкие озера налиты в «ванны», возникшие при опускании отдельных пластин фундамента.
Но рельеф Карелии служил и ложем широким потокам материкового льда, двигавшимся к юго-востоку. Лишь случайно это направление совпало с простиранием многих гряд и долов, отпрепарированных из структур цоколя. Две причины, одна от другой не зависящие, задали весь план лабиринта карельских озер и гряд.
Во внутриледниковых тоннелях талые воды несли и отлагали песок. Ледник растаял, а скопления этого песка легли на обтаявшую поверхность как длинные насыпи — озы, вытянутые в том же направлении. Местные жители, не различая эти неровности по грунтам, назвали и песчаные и скальные гряды общим именем — сельги.
В онежской котловине ледник растаял на 2—3 тысячи лет раньше, чем в ладожской. Само облегчение суши от груза исчезнувших льдов вызвало ее качания и крены. На нее заливались воды древнего беломорско-балтийского пролива и прабалтийских водоемов — предшественников Балтийского моря. И от них остались наслоения глин и песков.
У наших «великих озер» — Ладожского и Онежского много общего, начиная со странных старинных имен, звучавших как Нево и Онего. Оба они обильны рыбой, освобождаются ото льда в мае, но уже с апреля отдыхать на полыньях сюда опускаются сонмы перелетных птиц. Ванны обоих озер несимметричны: северные и отчасти западные берега недавно приподнимались, восточные спокойны, а южные приопущены. Они ровные, сложены рыхлыми породами — прибой перемывает озерно-ледниковые толщи окраины Русской равнины, а по низкому заболоченному побережью еще при Петре I были прокопаны судоходные каналы. Конечно, и сами озера судоходны. Но в штормы тут нужны суда с морской остойчивостью, а оба озера — звенья важного озерно-речного пути: в прошлом Мариинской системы, сейчас — Волго-Балта, и к ним выходят обычные речные суда, которым морская качка противопоказана. Обводные каналы позволяют любой речной посудине без риска миновать озерные бури.
Совсем другие берега у боковин обоих озер, и особенно у их северных торцов. Оглаженные скалы глядятся в жемчужную гладь водоемов, а в штормы принимают на себя удары могучего прибоя. На север уходят узкие, как реки, заливы, нередко вычурно живописные. Североладожские ландшафты Сортавалы, в прошлом Сердоболя, вдохновляли живопись Николая Рериха. Многими его пейзажи воспринимались как плод фантазии, хотя в них отражалась реальная фантастика самой природы — затейливые изгибы берегов, изящество сотен шхерных островков, как лесистых, так и голых — луд, отшлифованных древним ледником и прибоем до глянцевого блеска...
Из таежных речек в озера поступают болотные воды. Из-за них, да и при штормах, взмучивающих донный грунт, вода бывает коричнево-зеленой. Зато в штиль, при голубом небе, озера сияют, как холодные голубовато-стальные щиты, при ряби — с жемчужным отливом. У скал вода бывает и хрустально-прозрачна. Но с ростом промышленности, особенно целлюлозно-бумажной и химической, актуальными стали заботы о защите вод обоих озер от неочищенных стоков, от подсланевых сливов из озерных судов, от зарастания водорослями и заражения сероводородом.
В скольких местах привлекательность приозерной природы гармонично сочетается с сокровищами старорусской архитектуры! Паустовский говорил о них как о нашей «деревянной Флоренции». На первом месте среди них — гениальные онежские Кижи и полусказочный ладожский Валаам.
На севере у Онежского озера виден букет заливов во главе с Заонежским — Повенецким. На карте их легко принять за фьорды, но берега тут не горные, а холмистые, это заливы-фьэрды. Проливы у кижских шхер — это и есть плоскобережные фьэрды. Среди ровных лужаек высится главное чудо Кижей — 22-главая деревянная церковь с щедрой гроздью полногрудых чешуйчатых куполов.
На ладожском севере среди россыпей скальных шхер красуется остров Валаам, на котором не позднее XIII века возник монастырь. Тут тоже есть каналы, но не рыбохозяйственные, а осушительные, ради земледелия. Землю в это царство голого камня привозили на лодках «с материка», а создать сумели целый ботанический сад с 60 видами деревьев — пихтами, каштанами, кедрами, аллеей развесистых дубов. Трудились тут и приписанные к монастырю крестьяне, и по обету тысячи богомольцев. Редкой красоты оглаженные скалы, крутые утесы (вспомним, как неправдоподобны обрывы «Святого острова» на картине Рериха)... Ландшафт Валаама вдохновлял Шишкина и Куинджи, Чайковского и Лескова. Земля эта и сегодня — святыня науки и культуры, поразительный памятник природы. Предотвратить угрозу ее оскудения под напором массы туристов призван созданный здесь, как и в Соловках, историко-архитектурный и природный музей-заповедник.
Берега озер помнят и менее далекие времена. В Свирско-Петрозаводской операции Карельского фронта в 1944 году отличились Онежская и Ладожская военные флотилии.
Онежское озеро достойно и персонального портрета. Жители Олонецкого края воспевали «Онегушко славное и великое», но поминали и «страшное Онего страховитое». Пришвин считал, что оно только случайно не было воспето поэтами, и написал: «Онего огромно, как море, страшно в своих скалистых берегах», на которых «до сих пор живут еще певцы былин...» Воды самой южной из северо-западных губ плещутся о набережные Петрозаводска.
В Ладогу Онего «переливается рекой Свирью» — так образно сказал тот же Пришвин. Перепад между озерами в 28 метров даст энергию двум гидростанциям — Нижне- и Верхне-Свирским общей мощностью 260 тысяч киловатт. Верхняя плотина подняла уровень самого Онежского озера на полметра.
Есть неповторимые черты и у Ладожского озера, крупнейшего в Европе. Оно почти вдвое обширнее Онежского. О былых его связях с морями напоминает ладожская нерпа, нигде больше в мире не встречающаяся; как редкое животное, она занесена в Красную книгу.
Незабываема роль Ладожского озера в годы Великой Отечественной войны. С поздней осени 1941 года и вплоть до прорыва фашистской блокады Ленинграда шло по льду озера снабжение города продовольствием, оружием и боеприпасами, а во встречном потоке двигались раненые, больные и голодные люди. «Дорога жизни» через ладожское «окно» была спасительной для миллионов ленинградцев.
Внушительны пороги карельских рек. Каскады ГЭС созданы на Суне и Выге, здесь можно создать и еще немало гидростанций. Губернаторствовавший в Карелии поэт Державин прославил водопад Кивач на Суне в стихах, которые в свое время были хрестоматийными:
Алмазна сыпется гора
С высот четыремя скалами.
Жемчугу бездна и сребра
Кипит внизу, бьет вверх буграми…
.jpg "Кивач в наши дни. Фото О.Тимошенко")
Не иссякал поток любующихся Кивачом, но нашлись люди, взглянувшие на «алмазну гору» не по-державински, — стремнина ломала или размочаливала сплавляемые по Суне бревна. Вот и взорвали часть уступа, выположили русло, превратив водопад в водоскат. «На память» не тронули лишь одну струю с 8-метровым падением, но и она стала пожиже — плотина выше по реке понизила здесь уровень Суны. Гости любуются и остатками Кивача, но теперь запланировано восстановить прежнюю красоту водопада. С 30-х годов тайга вокруг водопада заповедана, вырубки прекращены. Так Кивач, сам пострадавший от лесопромышленников, стал, как главное чудо заповедника, стражем окружающего леса. Еще один заповедник площадью 500 квадратных километров создан в 1984 году на западе Карелии, близ железорудной Костомукши.
Совсем недавно леса покрывали всю Карелию, переходя только на возвышенностях и у холодного взморья в лесотундру. На севере тайга поскуднее видами, но мощная, высокоствольная, южнее более пышная, с липами и вязами. На вырубки спешат береза и осина. Встречается и драгоценная карельская береза с мраморовидной текстурой свилеватой древесины. Ее запасы сильно подорваны перерубами, но теперь саженцы уже выращивают на плантациях. Карельские леса — база мощной лесной и лесобумажной промышленности. Пока еще большие площади вырубок далеко не всюду компенсированы лесопосадками и даже березово-осиновым самосевом.
Карелия лежит на великом пролетном пути. Но пришвинские слова о «крае непуганых птиц» не нужно понимать слишком буквально. Охотников тут и в начале века хватало, дичь они били изрядно. Писателя восхитило другое: человека не боялись утки и лебеди — этих птиц не стреляли. «Зачем, скажут, их бить, когда для пищи определена дичь, то есть лесная птица: рябчики, тетерева...»
В 1702 году Петр I, прослышавший, что между бассейнами моря и озера есть волоки, решил перетащить через таежно-болотные дебри два фрегата. Силами пригнанных сюда десятков тысяч крестьян была прорублена «Осударева дорога», и по просеке, по гатям через болота, на катках и полозьях, проволокли суда; только на попутных озерах их пускали двигаться на плаву.
С того же времени ведет начало добыча карельских руд. По приказу Петра стали добывать озерно-болотные железняки и тут же лить из них металл — что послужило поводом для возникновения Петрозаводска. Доложили Петру о медной руде — он приказал лить и медь. Сегодня нам известен куда более богатый набор карельских сокровищ.
Слюду-мусковит разрабатывали тут еще при Иване Грозном: она и мусковитом-то называлась как предмет экспорта из Московии, а шла как заменитель оконного стекла, тогда еще не изобретенного. По запасам мусковита Карелия и теперь первая в стране, а применяется он для многих сложных современных технологий. Железистые кварциты миллиардами тонн залетают в Костомукшском месторождении. Богаты и пудожгорские запасы руд железа с титаном и ванадием у Заонежского залива.
Кварцитовый песчаник малинового цвета — «шокшинский порфир» — украшал советские павильоны на всемирных выставках; в прошлом веке этот камень был использован на гробницу Наполеона в Париже.
Много и других видов строительного камня. Практически неисчерпаемы более чем 250 месторождений гранита. Сердобольский гранит украсил архитектуру Петергофа, из него изваяны атланты Эрмитажа. Карельские мраморы видны в Исаакиевском и Казанском соборах, в облицовке многих станций метро. Более ста 17-метровых колонн Исаакия весом по 114 тонн каждая и «Александрийский столп» у Зимнего, весящий 600 тонн, — все это из карельского камня, взятого близ Выборга. Диабазом с Онежского озера вымощена Красная площадь Москвы.
Угольно-черные породы докембрийского возраста у Повенецкого залива названы по имени села Шуньга шунгитами. Они блестят, как антрацит, в них высок процент углерода, но золы дают столько, что как топливо невыгодны. Зато шунгит ценен как заполнитель бетона, краситель и даже как декоративно-облицовочный и поделочный камень. «Карельские аспиды» с шунгитом из-под Кондопоги применены в облицовке мавзолея Ленина.
Пока главным материалом для мощения улиц еще не всюду стал асфальт, важным дорожно-строительным ископаемым служил булыжник— древнеледниковые валуны. Для мощения улиц Питера их брали больше всего именно из Карелии.
А земледельцам валуны приходится буквально корчевать. «Не пашем, а перешевеливаем каменья, — говорили они Пришвину, но, выковыряв каменья, все же стаскивали их в кучи — ровницы или валы — заборы. Теперь это зовется обезвалуниванием. Хорошо, что не вся Карелия завалена валунами — талые воды намыли туг и песков и глин, есть безвалунные поля и привольные луга.
Вспомним еще об одном сокровище недр — о целебных источниках. Один из них был открыт еще в 1714 году и по решению Петра стал первым в России курортом на минеральной воде. В честь Марса, бога железа и войны, этот железистый источник получил имя Марциальные воды.
Часть рек и озер Карелии вошла отдельными звеньями в трассу Беломорско-Балтийского канала. «Осударева дорога», напролом соединившая берега Белого моря и Балтики, оказалась как бы прообразом будущей водной связи этих бассейнов.
В труднейших условиях, сквозь граниты и болота, при крайне слабом техническом оснащении, в 1930—1933 годах была проложена 227-километровая трасса канала, причем на 37 километрах выемки прорубались в скалах. От Повенца к водоразделу вела Повенчанская лестница из семи шлюзов, где открывалась водная гладь Выгозера. Водоем этот обновлен, ибо прежнее Выгозеро в нем «утонуло». Порожистый Выг, протекавший через него к морю, послужил осью для северного каскада шлюзов и гидростанций. Раньше Выгозеро сливалось к нижележащему озеру Воицкому тремя мощными Надвоицкими водопадами. Верхняя плотина каскада помогла воде проглотить водопады, и подпруженное озеро разлилось на вдвое большей, чем прежде, площади. Сегодня канал — торная туристская трасса, а для нужд современного судоходства его капитально реконструируют.
Карельский перешеек называется так, хоть и находится вовсе не в Карелии. Зато он сходен с ней всеми чертами природы, кроме одной — это район ближайших пригородов Ленинграда, и исходный природный ландшафт тут заметно поглощен культурным: садами, парками, дачными участками. Вереница курортов с санаториями, домами отдыха и детскими лагерями протянулась на 70 километров от города, включив в себя Сестрорецк, Репино, Комарово, Зеленогорск...
Земля священных военно-исторических мемориалов. Здесь прорывали линию Маннергейма в 1939—1940 годах. Здесь обороняли Ленинград в годы блокады. В середине 60-х годов на бывших рубежах этой обороны поднялся Зеленый пояс Славы — вереница торжественно-величавых обелисков, стел, ансамблей. Монументами сопровождается и звено «Дороги жизни», проходившее по перешейку.
На перешейке же под сенью сосен расположены репинские «Пенаты» (бывшая Куоккала, ныне Репино); есть места, напоминающие о Горьком, Ахматовой... В Колтушах жил и работал академик Павлов...
Царство солнечных боров, дюнных побережий, золотых пляжей, сотен озер и речек, зовущих в лодочные походы. Как популярны такие поездки по лабиринтам протоков Вуоксы! А зимой — лыжные и даже горнолыжные радости (у Парголова тренируются слаломисты!), подледный лов на заливе и у ладожских шхер...
К границе с Финляндией примыкает самая цельнокаменная часть перешейка. Здания древнего Выборга талантливо вписаны в скальные гряды. Оглаженные ледником лбища поднимаются прямо на улицах и между зданиями.
В северо-восточном углу перешейка прежде находилась новгородская крепость Корела (отсюда и Карельский). Шведы, захватив ее, переименовали Корелу в Кексгольм, а с 1948 года он стал Приозерском. Здесь в Ладожское озеро впадает река Вуокса — сток финского озера Сайма. Река порожиста, взнуздана плотинами двух гидростанций, а с холмов приграничного Светогорска слышно, как рядом с границей, в Финляндии, на той же Вуоксе ревет всемирно известный водоскат Иматра.
Приневская низина и Нева. Южная кромка Кольско-Карельского края прочерчена реками Свирью и Невой. Свирь до сооружения плотин текла круто, изобиловала быстринами. У Невы же перепад от Ладожского озера к Финскому заливу ничтожен — 5 метров на 74 километра длины реки. И течет она по Приневской низине спокойно и привольно, удивляя, пожалуй, только многоводностью. За год коротенькая Нева проносит до 75 кубокилометров воды — в полтора раза больше, чем куда более длинный Днепр!
Нева давно уже стала для человечества не просто явлением природы— она вошла в мировую историю как арена великих событий. «Невы державное теченье» отражало в себе и Петербург, неотрывный от имен и деяний Петра, Пушкина, Гоголя, Достоевского, и Петроград, ставший горнилом русских революций, а теперь украшает устоявший в страшной войне Ленинград.
Возникновение Петербурга «на берегу пустынных волн» «из тьмы лесов, из топи блат» было для своего времени впечатляющим чудом — пушкинские стихи об этом доныне остаются лучшим словесным портретом города:
В гранит оделася Нева;
Мосты повисли над водами,
Темно-зелеными садами
Ее покрылись острова...
Поэт отдал должное и другим достоинствам ландшафта тогдашней столицы, прежде всего очарованию белых ночей, которые ежегодно навещают город с 10-х чисел июня по начало июля, воспел их «прозрачный сумрак, блеск безлунный», когда можно читать «без лампады»,
И, не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса.
Вряд ли Петербург, «полнощных стран краса и диво», заслужил бы славу одного из красивейших городов мира, если бы его архитектурные ансамбли не сочетались с просторами водных гладей. Помимо полукилометровой шири самой Невы «северную Венецию» украшают изрезавшие дельту рукава и протоки— Большая и Малая Нева, три Невки, Фонтанка, Мойка, два десятка искусственных каналов.
Как же Петр, закладывая город в такой низине, не побоялся разливов Невы? Или он рассчитывал, что на ней не должно быть высоких половодий, ведь избыток вод распластывается на Ладожском озере? Оно регулятор, обеспечивающий Неве завидную равномерность стока, и паводки бывают не выше метра. Откуда же взялись печально известные наводнения, немало озадачившие и самого Петра? За историю города их было уже около 250 — по одному почти каждый год!
Виновник бед совсем не Нева, она сама — жертва могучей сторонней силы, которая эпизодически вторгается на Приневскую низину. Эта сила — нагоны воды из Балтийского моря. Поднимая уровень в сужающемся заливе до 3—4 метров, они заставляют реку течь вспять и затоплять острова дельты, а с ними и часть города. Часто такие нагоны совпадали с сильными ветрами с залива, и было легко именно ветры счесть за причины беды. Пушкин писал, как Нева «всю ночь рвалася к морю против бури», пока «спорить стало ей невмочь», и прямо объяснил, почему она пошла вспять:
Но силой ветров от залива
Перегражденная Нева
Обратно, шла, гневна, бурлива,
И затопляла острова…
В описанный поэтом «ужасный день» 19 ноября 1824 года вода, поднявшаяся на 421 сантиметр выше нормы, унесла 569 жизней, повредила тысячи и снесла более трехсот домов. Сто лет спустя, в 1924 году, Ленинград испытал несколько меньшее, но тоже бедственное наводнение, когда река поднялась на 370 сантиметров и затопила почти полгорода.
Синоптики выяснили, что причиной нагонов оказался не ветер. Очередной циклон, возникающий над Балтикой, иногда бывает так глубок, что от разницы атмосферного давления в его центре и на периферии создается перекос поверхности сразу на обширной части моря. Это рождает «большую волну», способную мчаться к суше со скоростью 50, а то и 100 километров в час. Финский залив к Невской губе становится все мелководнее, вода перестает в нем помещаться, а если ей к тому же помотает попутный ветер, она вызывает тем более высокий подъем воды.
Такие циклоны легко обнаруживать на синоптических картах, а значит, и предупреждать ленинградцев о грозящих опасностях. Жители и городские службы успевают принять меры и поднять «плохо лежащие» предметы повыше над рекой.
Еще Петра заботило, как предотвращать бедствия. Рыли каналы, думали, что они примут на себя избытки воды, но это, естественно, не помогало. Лишь после того как причина «потопов» была распознана, стало ясно, что делать.
В 1979 году было принято решение «О строительстве сооружений зашиты г. Ленинграда от наводнений». Уже осуществляемый проект рассчитан на еще не случавшуюся высоту подъема воды.— 5,5 метра! Невскую губу от остальной акватории моря изолирует сложная дамба высотой 8 метров, над рекой. Она протянется на 25 километров от Карельского перешейка к острову Котлину, где стоит Кронштадт, а отсюда к Ломоносову на южный берег залива. Два пролета для пропуска судов будут при угрозе наводнения запираться, а десятки широких отверстий обеспечат водообмен и проточность для Невской губы. По гребню дамбы пройдет автомагистраль, то ныряющая в тоннели под судоходные пролеты, то перелетающая по мостам через водопропускные отверстия.
От залива отделится акватория размером 400 квадратных километров. Сюда будет поступать лед от ледоходов, сначала невский, а затем более поздний— ладожский. От сюрпризов со стороны вод Ладоги Неву защитит дополнительный гидроузел у устья Ижоры — он будет способствовать постоянству уровня озера и прополаскиванию низовьев от намыва, наносов. Под защитой дамб возникнет величавый морской фасад города, и тогда его архитектурный облик включит в себя не только реки с каналами, но и часть Балтийского моря.
Еще одна сторона природы долины Невы и фундамента, на котором покоится Ленинград, раскрылась за последние десятилетия с невиданной ранее полнотой. Если раньше представления о структуре невских недр и гипотезы о их прошлом строились по случайным выходам горных пород в единичных обрывах, то теперь, когда весь грунт под городом разбурен, особенно в ходе строительства линий метро, геологи сумели создать достовернейшую модель строения и истории окрестностей Ленинграда. Выявлен подземный рельеф кристаллического фундамента и кровли покрывающих его зеленовато-голубых глин, удобных для прокладки тоннелей; прослежены контуры долин древнего стока к наступавших сюда заливов и проливов прабалтийских морей и озер...
Балтийское море. Это огромный, далеко вдавшийся в сушу залив Атлантики, простерший в свою очередь в глубь материка еще три больших залива— Ботнический, Финский и Рижский. Два последних вместе с юго-восточной частью моря омывают берега нашей страны. Балтийское море прочно связано с ее историей и культурой. Оно арена многих трагических и героических битв, начиная с Ливонской и Северной войн. Здесь вырос и окреп русский военно-морской флот. Балтийский флот оказал поддержку большевикам в октябре 1917 года, помог отстоять революционный Петроград в годы гражданской войны, а в Великую Отечественную выдержал вместе с Ленинградом годы блокады и обороны.
Художников слова и кисти вдохновляет и флотская слава, и сама природа Балтики. Изображать эту природу любят живописцы Ленинграда, ее очарование проникновенно передают художники Прибалтики — вспомним белокрылые регаты Калныня или усть-неманские взморья Жмуйдзинявичуса.
По сравнению с синими морями Юга это море суровое. Вода его чаще серо-зеленая, в заливах желтовато-бурая, лишь изредка голубеющая. Но и Балтика горда своими курортами, дюнно-сосновыми взморьями и песчаными пляжами, рыбаков она жалует хорошими уловами. Трудно переоценить транспортное значение незамерзающего Калининграда, портов Эстонии и Латвии и, конечно, великую роль Ленинграда как гавани мирового класса.
По площади Балтика чуть уступает Каспию, но вчетверо меньше его по объему (а в глубокой впадине Черного моря уместились бы 25 Балтийских!). Это следствие мелководности: средняя глубина здесь 50—100 метров, да и наибольшая не постигает полукилометра.
Балтийское— одно из самых, юных морей мира, наследник приледниковых бассейнов, существовавших совсем недавно. Котловину, занятую морем, оформили тоже не очень давние опускания земной коры на том ее шве, где древнейшие породы Балтийского щита граничат с северо-западным краем Русской платформы. Осколками этой плиты образованы и крупные острова Балтики, в их числе принадлежащий Советскому Союзу Моонзундский архипелаг. То, что это лишь осколки, подтверждается случающимися здесь землетрясениями.
Великое оледенение перекрывало ванну моря целиком, огладило скалы прибрежий, а при отступании усеяло дно и берега валунами. Ледником отшлифованы бесчисленные шхеры, характерные, в частности, для берегов Финского залива. Остров Котлин – в сущности крупная шхера.
Легко представить, как отступавший край ледника препятствовал стоку талых вод на север и они разливались обширными озерами. Всего 12 тысяч лет назад вдоль этого края, успевшего отодвинуться в Финляндию, на месте южной половины теперешнего моря плескалось ледниковое озеро, ныне условно именуемое Балтийским! Отсюда ведет начало детально воссозданная история перемен, которые были испытаны прабалтийскими водоемами за последующие тысячелетия. Контуры их перемещались, и каждый оставлял то на одном, то на другом берегу память в виде отложений песков и глин с менявшимся составом ракушек. Там, где происходили особенно частые изменения водного режима, в обрывах карьеров видны ярко-полосчатые ленточные глины.
По названиям моллюсков, которые обитали в чередовавшихся водоемах, геологи условились именовать эти водоемы Йольдиевым морем, Анциловым озером, морями Литориновым и Лимнеа; различая солоноводные и пресноводные формы животных, исследователи научились распознавать, как постепенно менялся климат. Прослежены и прерывавшиеся связи предков Балтийского моря с океаном. Лишь для последних двух тысячелетий можно говорить о Балтийском море в его современных контурах. Впрочем, они меняются и теперь. Скандинавские берета и часть финских поднимаются на 35–100 сантиметров за столетие, ютландские имеют тенденцию к опусканию. Наш платформенный восток стабильнее.
В море впадают 250 рек – это дает ему ежегодно почти 500 кубокилометров воды, так что Балтика в 4—5 раз преснее Мирового океана. Соленость здесь изменчива как ни в одном море мира, равна всего 7–8 промилле в Финском заливе снижается до 6 перед западным входом и до 2—1 промилле в Невской губе. Избыток воды — более 1600 кубокилометров в год— утекает в соседнее Северное море через Датские проливы. Тут и соленость возрастает до 20, а у дна — до 30 промилле – океан уже близок. Если бы Балтика была проточной, она скоро опреснилась бы, но, как и у Белого моря, этому препятствует придонное противотечение, «возвращающее» морю около 1200 кубокилометров воды. Кроме того, в проливах немало одной и той же распресненной балтийской воды движется туда и обратно. А ветры бывают так мощны, что способны поворачивать вспять даже сточное течение по всему сечению Датских проливов.
Перепад солености между верхними и более солеными нижними горизонтами сильно мешает перемешиванию вод. Замерзают только привершинные половины заливов. Южнее Лиепаи и в проливах лед образуется лишь в суровые зимы и не дольше чем на месяц-полтора.
Мелководность и «малосольность» распресненных вод создают для большинства морских рыб крайние условия существования. А море способно еще и к «самозагрязнению». Нехватка кислорода и пятна сероводородного заражения — результат не одной слабости вертикального перемешивания. Кислород пожирается огромной массой органики. «Цветение» моря — ответ на техногенные загрязнения воды соединениями азота и фосфора: бешено размножаются водоросли. А крупные организмы страдают...
И все же фауна Балтики богата и оригинальна. От холодных вод ледникового озера, и Йольдиевого моря ею унаследованы тюлени, четырехрогий бычок и некоторые беспозвоночные. Основная масса видов — пришельцы из Атлантики, проникшие 6—8 тысяч лет назад и древнее Литориновое море. Тут-то и появились промысловые рыбы Балтики во главе с салакой, в их числе килька, треска, камбала. Атлантическое происхождение имеют и вкуснейшие проходные — лосось (балтийская семга) и европейский речной уторь. А есть и пришельцы из рек, мирящиеся с солоноватой водой заливов. Рыбаки промышляют сига, ряпушку, судака, окуня, леща, плотву, щуку, а заодно с рыбами и миногу. С опреснением вод к изголовьям заливов атлантическая фауна беднеет и мельчает, а пресноводная становится обильнее и разнообразнее...
Прибой иногда выбрасывает на берега окаменевшую смолу древних хвойных деревьев, росших здесь 20—30 миллионов лет назад. Это янтарь, предмет особого промысла — и как материал для ювелирных поделок, и как сырье для химической переработки. Удивительный камень издревле прославил балтийские берега, недаром и все море латыши называют Янтарным (Дзинтари).
К сожалению, многие описанные богатства очень уязвимы, ущерб они терпели и от переловов, и от техногенных загрязнений моря, в которых участвовали все прибалтийские государства. Поголовье балтийского тюленя угрожающе снижалось, несмотря на прекращение охоты на него. В организмах рыб накапливались ДДТ и тяжелые металлы, сносимые реками с суши вместе с промышленными и сельскохозяйственными стоками. В морской воде росло содержание фенолов, пестицидов, нефтепродуктов, моющих средств, не растворимых никакими бактериями.
К морю выходят земли семи стран с сильно развитой промышленностью. Вот почему усилия по охране этого «особого района Мирового океана» потребовали международной координации. В 1974 году в Хельсинки была подписана Балтийская конвенция о полном запрете сброса сточных вод с берегов стран, выходящих к Балтике. Создан Междуведомственный комитет по защите среды моря. В 1976 году советское правительство издало постановление «О мерах по усилению охраны от загрязнения бассейна Балтийского моря». На наших берегах Балтики и в бассейнах ее рек введены в строй уже тысячи очистных сооружений, осуществляется широкая программа предотвращения загрязнений вод флотом.
______________________________
Выражаем искреннюю благодарность за разрешение использовать в оформлении электронной версии данной главы фотографии их авторам:
Веронике Кузнецовой (Москва)
Александру Ющенко (Москва)
Марии Даниловой (Москва)
Редакции сайта kildin.ru
Павлу Горбачеву (Pasha Kolsky)
Павлу Мурашову (Санкт-Петербург)
Редакции сайта Кандалакшского заповедника
Полезные ссылки: